— Думай головой, Мара, — сказал ему голос, — если она еще не совсем опустела от крика. Ты знаешь, кто я.

— Я заполучу её, — ревел Мара — Я дам ей множество жизней и одну за другой вырву из её трепещущей плоти.

— Нет, — отвечал голос, — ты её не получишь Дух Мара вновь выпрямился, воздев ужасные руки, но в то же время глаза его изучали Гариона — и не только глаза. Юноша вновь ощутил то мощное давление на свой мозг, какое пережил в тронной зале королевы Солмиссры, когда дух Иссы коснулся его. Жуткое узнавание начало проступать в заплаканных очах Мары. Его воздетые руки опустились.

— Отдай её мне, — взмолился он. — Возьми остальных и иди, но оставь толнедрийку мне. Умоляю тебя.

— Нет.

То, что произошло потом, не было чародейством — Гарион понял это сразу. Звук не походил на тот страшный грохот, который всегда сопровождал чародейство. Нет, ему показалось, что вся сокрушительная мощь сознания Мары обрушилась на него. Сознание внутри его мозга отвечало. Сила его была столь велика, что казалось, её не вместить и всему миру. Оно не отвечало ударом на удар Мары, ибо такое столкновение взорвало бы мир, но противостояло спокойно и неколебимо его гневному натиску. На кратчайший миг Гарион ощутил сознание внутри своего мозга и в трепете отпрянул от его величия. В этот миг он увидел рождение бесчисленных солнц, раскручивающихся огромными спиралями на бархатной черноте небесного свода; они рождались, собирались в галактики и огромные туманности, и это был лишь миг. И за всем этим Гарион увидел лицо самого времени, увидел его начало и конец в одной ужасающей вспышке. Мара отшатнулся.

— Я должен покориться, — сказал он хрипло. Затем он вдруг поклонился Гариону, и его гневное лицо странным образом смирилось. Потом он отвернулся и зарыдал, закрыв лицо руками.

— Горю твоему придет конец, — мягко сказал голос. — Однажды ты вновь обретешь радость.

— Никогда, — рыдал Мара, — горе мое будет вечным.

— Вечность слишком длинна, Мара, — отвечал голос, — и только я вижу её конец.

Рыдающий бог, не отвечая, двинулся прочь, и раскаты его воплей отдались в развалинах Map Амона.

Господин Волк и тетя Пол, оглушенные, смотрели на Гариона в упор. Потом старик заговорил, и в голосе его звучал благоговейный ужас.

— Неужели это возможно?

— Не ты ли всегда говорил, что нет ничего невозможного, Белгарат?

— Мы не знали, что ты можешь вмешиваться непосредственно, — сказала Полгара.

— Я иногда немного подталкиваю события, иногда немного намекаю. Если вы покопаетесь в памяти, то вспомните кое-какие из этих намеков.

— Знает ли об этом мальчик? — спросила она.

— Конечно. Мы немного поговорили об этом.

— Много ли ты ему сказал?

— Столько, сколько он может пока понять Не тревожься, Полгара, я не причиню ему вреда Теперь он понимает, как это все важно. Он знает, что должен готовиться и что у него мало времени. А теперь, я думаю, вам лучше уехать отсюда. Присутствие толнедрийской девочки доставляет Маре глубокое страдание.

Тетя Пол, казалось, хотела сказать что-то еще, но взглянула на рыдающего неподалеку бога и, кивнув, двинулась прочь из развалин, увлекая за собой остальных.

Когда Гарион и господин Волк сели в седла и двинулись следом, старик заговорил:

— Может быть, мы можем поговорить по дороге. У меня много вопросов.

— Он ушел, дедушка, — сказал Гарион.

— Ох, — с явным разочарованием отозвался Волк.

Солнце уже садилось, когда они остановились заночевать в рощице примерно в миле от Map Амона. Покинув город, они уже не встречали призраков изуродованных людей. Накормив остальных и уложив их спать, тетя Пол, Гарион и господин Волк уселись у маленького костерка. С тех пор как после разговора с Марой другое сознание оставило его, Гарион все глубже и глубже погружался в сон.

— Можем мы поговорить с… с другим? — спросил Волк с надеждой.

— Его здесь сейчас нет, — отвечал Гарион.

— Значит, он не всегда с тобой?

— Не всегда. Порой он отсутствует месяцами — иногда даже дольше. На этот раз он пробыл долго — с тех самых пор, как сгорел Эшарак.

— Когда он с тобой, где он именно? — спросил старик с любопытством.

— Здесь, — Гарион постучал себя по голове.

— Ты бодрствовал с тех самых пор, как мы въехали в Марагор? — спросила тетя Пол.

— Не то чтобы бодрствовал, — отвечал Гарион, — Часть меня спала.

— Ты видел призраков?

— Да.

— Но они тебя не пугали?

— Нет. Некоторые удивляли, от других мне становилось тошно.

Волк быстро посмотрел на него.

— Теперь бы тебе не стало тошно, так ведь?

— Нет. Наверное, не стало бы. Правда, сперва я действительно что то такое чувствовал, но теперь перестал.

Волк внимательно посмотрел на огонь, словно подыскивая слова для следующего вопроса.

— Что этот другой в твоей голове сказал тебе, когда вы беседовали?