В моей жизни, так или иначе, все сильные чувства связаны с тобой – любовь, ревность, радость, огорчения, злость. Всех девушек мне хочется называть твоим именем.

Я боюсь приглашать тебя в гости. Мне трудно будет возвращаться в свой дом, – из которого ты ушла. По той же причине я не храню у себя твои фотографии. Это какая-то глухая стена – твоя нелюбовь».

– Смирно, я говорю!

Меркурий прищуривает глаза.

– Есть такой тип людей, им говоришь, шеф, за пятерку до Маяковки довезешь? А они – че? за пятерку? Не, ну ты, парень, даешь. А потом – ладно, поехали.

«Господи, что происходит», думаю я.

Меркурий хватает обрезок трубы:

– Отойди, сержант.

Ты ли это, Меркурий? Тот самый Меркурий, который за дембелей чистит сапоги, застилает кровати, безропотно убирает туалеты, получает тычки, спокойно сносит все оскорбления и унижения – что с тобой случилось? Неужели всё дело в этой неумной представительнице женского пола или что-то другое?

Я отступаю на шаг и расстегиваю ремень: бляха свинцовая, если в лоб прилетит, быка свалит.

– Ну, будь человеком, мужик ты или кто? – Меркурий почти плачет.

Я молчу. Молодой парень хочет удовлетворить естественную потребность, что тут особенного? Совершить, так сказать, ряд поступательно-возвратных движений с представительницей противоположного пола, причем представительница не против, чтобы с ней это совершили. Все нормально. Я представляю, как Меркурий торопится: «Ну, раздевайся, давай, моя хорошая, ляг пониже… вот так…», – скрипит лежак…

И говорю:

– Сифак, дурак, подцепишь.

– Мне же лучше: в госпиталь отвезут. Ну, Костян, ну человечище…

Я плюю и поднимаюсь на дорогу. Пусть делает что хочет. В конце концов, мне через две недели домой.

* * *

– Ну что, полегчало с палки чая?

Дунька, распустив волосы, в накинутом на голое тело бушлате сидит на кровати. В глазах появилась мысль, сквозь расстегнутые полы бушлата виднеется грудь. Сейчас ее можно назвать даже красивой. Меркурий домовито шурует палкой в костре.

– Да у вас прямо семья.

– Костя, не смейся. Клянусь, со мной такого еще не было. Я три раза кончил, пока она разошлась. Не баба – паровоз. Картошку будешь?

– Откуда?

– Старики через дорогу копали, я помог.

Меркурий выкатывает из огня запеченный клубень.

– Костя!

– Что?

– А ей можно замуж?

– Что!?

– Жалко ее.

– Ты бы лучше шмотки прапора нашел.

– Сейчас найду. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор.

– Без меня.

* * *

С дороги сигналит машина. Приехал Шлык на «газике».

– Ну что, нашли?

– Нет пока.

– Помоги, сержант, вещи одной дамочке перевезти. Потом выпьем. Привыкай к гражданской жизни.

– Не хочу.

– Я приказываю!

– Водку пить?

Прапорщик понимает, что дал маху.

– Соглашайся, сержант. Там хозяйка незамужняя, после института к нам приехала, что-то насчёт головы. Ты, надеюсь, не евнух?

– Ладно. Поехали.

* * *

Как положено, хозяйка сбегала за водкой. В общем, перевезли, сели на кухне на узлы, разлили. Нас четверо. Хозяйку зовут Надя, ее подруга Татьяна режет на газете колбасу. Шлык говорит:

– Для нормальной работы организму нужны жиры, спирты, углеводы. А колбаса и водка дают всё необходимое нашему организму. Может, в карты сыграем? В «Тысячу»?

Мы выпиваем, в голове плывёт.

Шлык сдаёт карты:

– Берите, я на прикупе. Эта баба такая здоровая, мужа всё время колотит.

– Какая баба? – спрашивает Надя.

– Соседка. Да что мужа – она бегемота сама скрутит! Возьмет за рога и скрутит.

Первым заказывает прапорщик:

– Сто двадцать.

– Тогда я пас, – говорит Таня.

– И я, – вторит Надя.

– А я бы на вашем месте играл, – говорю я, глядя в прикуп. – У бегемота нет рогов.

– С чем играть-то? – Надя показывает мне карты. – У нас в общежитии такие вещи творились, что я никогда бы не поверила.. Если сама бы в них не участвовала.