Роман «Боги должны уйти» повествует о кровавой мясорубке и ассимиляции древнейших народов Мезоамерики. В нем описываются события 30- тысячелетней давности. Это одна из самых загадочных эпох великого переселения, когда взорам героев открывались тайны легендарных цивилизаций.
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Бойся крылатого змея!
– 1-
Совы ночные зоарини разухались. Стон пронесся по Солнечной долине. Это плакали юные девы и матери, а болтливые сороки и неразлучники вторили им:
– Не может быть!
– Дадада! Это сделала Синевласая Лань!
– Онаааааа?!
– Осквернила источник!
– Погрузила ноги в святилище!
– Из-за нее высохло небо!
– Пусть умрет и кровью заплатит за каждую каплю дождя! – так вопили и проклинали меня в каждом доме.
А еще они шептали и в страхе косили глаза в сторону гор: «Ненависть, которая права, дадада»!
«Обиженный Кецалькоатль»… «Разгневанное небо»… Ооооо!.. Я?
Надо было рассказать, что я всегда мыла ноги в священном озере и смеялась над глупым табу: «Не прикасаться к Священной Чистоте!»
А я прикасалась. Другие дети тоже не боялись заклятий. Помню, как омывали мы ссадины с расшибленных коленей и вытаскивали из пяток колючки змеиного кактуса. Лишь ледяная струя могла усмирить жжение кислого яда.
Шумные детские игры давно распугали в округе не только богов, но и водяных крыс.
Взрослые не мешали детским забавам. Потому что сами были детьми и из века в век поступали так же. Не найдешь охотника, который, проходя мимо озера, не отведал звенящей на зубах прохлады. А по ночам женщины собираются на берегу не ради молитв. Ледяная вода – здоровье и свежесть прекрасных тел.
Озеро не должно томиться под запретом. Помню, трехлетней соплячкой я бесстрашно барабанила ладошками по божественной поверхности, пытаясь вызвать грозного бога. «Эй, покажись, позволь взглянуть на тебя, ужасного!» – кричала я, прислушиваясь к тишине. Божество не вылезло из укрытия, даже когда я бросила камень в торчащий над поверхностью рог.
Святилище… Святилище… Жрецы прожужжали уши молитвами, причитаниями, горестными охами, закатыванием глаз, воскурением фимиама и прыганьем за связанной жабой в танце дождя.
Нет в этом озере бога. Но жрецы продолжают трясти перьями и вещать: «Бойтесь Пернатого Змея! Страшитесь божественного гнева! Не смейте нарушить табу!»
«Бойтесь, бойтесь, бойтесь!»
Пусть трясут жрецы скорченными пальцами над котлами волшебных напитков. Пусть боятся тени совы и шуршания крысы. Без шакальих завываний и лизания раскаленных зеркал никто не поверит в сказки об уснувших богах. Жрецы рады продолбить дырки в наших висках, чтобы вдуть в них страх. Ужасом наполняются глаза, когда они вспоминают то, что никогда не видели. Жрецы не родились, когда последние боги ушли. Но утверждают, что были там, и сами задвинули каменным диском вход на нижнее небо.
Как только Жабий жрец насосется из трубки, он падает на пол и закатывает глаза. В такие моменты его нельзя тревожить. Он вспоминает о невидимках и мраке времен. Вот почему вся Солнечная долина окружена тотемами. Вершины далеких гор недосягаемы, омуты страшат, а рисунки на камнях сулят о каре. Поэтому и прекрасное озеро под запретом.
Когда первая женская кровь заструилась по бедрам, я с лучами молодой луны, погрузила в воду не только ноги, но плечи и грудь. Что со мной сделал за это Пернатый Змей? Бог, которого нет?
Из зеркальной воды мне улыбалась стройная длинноволосая красавица. Ее мокрая кожа волшебно сверкала. Я сложила руки над головой и нырнула в отражение. Если смотреть на луну со дна святого источника, на ней можно увидеть крошечных водомерок.
В ледяной глубине, там, под осколком черной скалы, я нашла кости бога. Гигантские ребра вросли в песок и вздымались, как своды храма над головой. Мне едва хватило воздуха, чтобы с бешеной скоростью, пролетев под позвоночником, вынырнуть из отвалившейся челюсти. Громадные зубы светились в лучах луны. Казалось, кости вот-вот оживут, и челюсть сомкнется на шее.
Сквозь пустые глазницы можно было залезть в череп, там тоже была пустота. Я расшатала сточенный старостью клык, но вытащить не смогла. Стоило бы его показать жрецам, посмеяться над страхом в птичьих глазах.
Бог был стар, когда умер, и одинок.
Храбрый Лис всегда смеялся над женскими неприятностями, которые сводили с ума рой мух. Он хохотал, глядя, как я пряталась от кусачих тварей в кругах воды, и кидал в мои косы пустые ракушки:
– Выходи, Синевласая. Иначе в тебя влюбится Пернатый Змей.
– А ты? Ты влюбишься в меня? – хохотала я и, зачерпнув в пригоршню ледяную луну, плескала в насмешливое лицо.
Он по-настоящему пугался и стряхивал с перьев капли священной воды:
– Ты снова нарушила табу. Ты залезла в святилище. Ты не боишься Его.
– Пусть он боится меня.
Когда я вылезла из воды, хрустальные капли скатились по спине, громко звеня в тишине. Храбрый Лис прикоснулся губами к соскам, превратил их в раскаленный базальт. И тело окаменело в ожидании рук… ниже и ниже… где табу… О-о-о!