— Ты бы не лез ко мне, хорошо? А еще лучше, если б тебя вообще никогда не было…».

Я медленно встал со скамейки и пошёл в «Марриотт». Добрался до своего номера. В прихожей меня накрыл новый звонок:

— Да, Кристоф?

— Что это значит, Алексей? Мне звонила Сиротина, она только что поговорила с Денисом, и там, в системе…

— Это я сделал.

— Что? — Кристоф замер на полном скаку. — Повтори ещё раз.

— Это сделал я.

Трубка замолчала. Потом мембрана раскалилась ненавистью:

— Мальчишка, ты что задумал? Ты с кем решил потягаться? Ты помнишь, что я тебе пообещал?

— Помню. Это ваш выбор. Делайте, что считаете нужным.

— Магда…

— Я уже поговорил с ней. Она меня отпустила.

— Я тебя уничтожу. Я тебе…

— Удачи. — Я отбил звонок.

Хотел запереть дверь номера, но передумал. Открыл мини-бар, вытащил бутылку «Посольской». Я не пил спиртное со дня похорон матери и деда. Налил в стакан, сделал глоток. Водка обожгла глотку, но в мозг так и не проникла. Зато появилось ощущение, что тело умерло, а душа застыла. И вот тогда я сел в кресло и стал её ждать. И она не подвела, явилась. Вошла в периметр, закрыла дверь, привалилась к ней спиной.

— Ну привет, Андреев, — едко и грозно произнесла Лена. Оглядев мою позу (ноги на столе, рядом бутылка), презрительно хохотнула. — Что, нам есть что праздновать, да? Или, может, займемся любовью, как ты этого хотел? Впрочем, на это я не пойду. Как я говорила, у меня Макс есть.

Я молчал, разглядывая изумительно-красивое, неприступно-холодное лицо уже не моей женщины. Между нами разлилась тишина. Молчание было соткано из моих медленных выдохов и её быстрых вздохов.

— Ну, скажи хоть что-нибудь, прежде, чем я уйду, — предложила Лена. И вот тогда я задал ей свой единственный вопрос.

— Зачем?

— Чтобы тебе было больно, — ни минуты не сомневаясь, отрезала она. — Ты мне жизнь испортил.

Я кивнул. Похожее я уже слышал от тех, от кого уходил я, и от тех, кто сам уходил от меня. Ларионова ещё что-то кричала, но мне казалось, что в комнате растекается вязкая гелиевая масса, затягивающая в вакуум её лицо, голос, глаза. Нас с ней. Впрочем, «нас с ней» никогда не было. А была мечта, что я встретил ту, ради кого стоит меняться.

— Я хотела мужчину не с большим, а с большим сердцем! — Лена, задыхаясь, забрасывала меня словами. — А ты использовал меня. Ты и сам, как проститутка, которую все пользуют. — Я дёрнулся, когда она этими словами ударила меня по лицу. А Ларионова захлебнулась в новом приступе ненависти. — Ты обманул меня! И за это я отомстила тебе. Потому что я никому больше не позволю унижать меня. Потому что ты такой же, как все. Как все…

Я стиснул стакан. Потом покрутил его в пальцах.

— Не смей напиваться, — Ларионова сделала стремительный шаг ко мне. Потом спохватилась и снова впечаталась спиной в противоположную стену. — Что ты молчишь, Андреев? — прошептала она.

— Уходи, — попросил её я.

— Что? — моргнув, произнесла Лена.

— Уходи, — очень тихо повторил я.

Ларионова, как слепая, нащупала пальцами ручку двери и отступила в коридор.

— Ты разбил мою жизнь! — выпалила она. Дверь захлопнулась. Ей шаги подсказали мне, что она устремилась к лифтам.

И тогда я сказал:

— А ты разбила мне сердце.

Впрочем, ирония у меня почему-то не вышла. Я медленно встал, поставил стакан на стол и набрал своим адвокатам.

— Алексей Михайлович, завтра с утра вы должны быть в Москве.

— Хорошо. Я вылетаю сегодня.

Заказал билет на ближайший рейс и пошёл собирать сумку.».

IV .

«…ибо ночь — пора тоски и метаморфоз».

(Рэй Брэдбери «Марсианские хроники»).

«Паспорт. Чаевые горничной. Один звонок Ричардссону с извинениями, что я не смогу присутствовать на конференции, потому что должен срочно вылететь в Москву по семейным обстоятельствам. Короткое письмо Эрлиху с просьбой дать мне отпуск на три дня. Что ещё? Ах да, нужно водителю позвонить...

Клавиша. Вызов. Соединение.

— Алексей Михайлович? — позвал меня Антон, водитель, которого я иногда заказывал в Москве.

— Антон, ты сможешь меня встретить? Я прилечу в «Шереметьево» в одиннадцать вечера.

— Конечно, я вас встречу.

— Спасибо, данке шон.

Прихватив сумку, захлопнул дверь номера и направился к лифтам. Доехал до вестибюля, огромного и холодного, абсолютно лишенного людей, как будто меня изгоняющего. Подошёл к стойке, за которой стояла вчерашняя консьержка. «Скажи тёте здравствуй…» Положил на стол карточку и сказал, что выписываюсь. Не задавая вопросов, мисс «Услужливость» проверила данные из моего номера, включила в счёт оплаты интернет и воду. Я рассчитался. Сел в такси. Потом была дорога по городу, который я ненавидел, пробки, в которых я старалась не думать о ней, и, наконец, «Каструп». Регистрационная зона. Поедание собственных мыслей. Шквал эмоций. Обида. Тоска. Злость. Ненависть. Молитва, чтобы эта игла навсегда ушла из моего сердца. Приступ сарказма, шепнувшего, что нужно пожелать Лене счастья и вечной любви с этим её архитектором. Мои закрытые глаза, а на сетчатке глаз — снова её образ... И те самые не прощаемые слова, которые я услышал.