— Н-ничего так.

— Скажи, Ленок, ты хорошо развлекаешься?

Я злорадно хмыкаю.

— Ага, на всю катушку, — уныло бормочет Лена.

— Молодец, — хвалит её Сиротина. — А как там наш Алексей Михайлович?

Ларионова скрежещет зубами и косится на меня. Я изображаю мимикой, что Сиротиной поклон до земли и, вообще, жизнь — прекрасная штука.

— А я тебе как раз насчёт Андреева и звоню, — у Ларионовой даже голос окреп. — Тань, Алексей Михайлович хочет со мной отдельную встречу провести.

— Ну, так проведи с ним встречу, —Таня бессердечно смеётся.

— У себя в номере, — скользнув по мне ястребиным взглядом, уточняет Лена.

— А тебе у себя сподручней, да?

«Нет, Сиротина всё-таки редкостная стерва. Но — с элементами остроумия. Может, оставить её в “Systems One” как придворного клоуна?»

— Тань, да ты что такое говоришь? — Ларионова страдальчески морщится и, кажется, пытается пустить слезу. Я тут же трогаю её за плечо и качаю головой: не смей эксперимент портить.

— Ленок, — пользуясь образовавшейся паузой, Сиротина театрально вздыхает. — Я конечно, понимаю, что ты у нас Мисс Вселенная, но поверь моему богатому опыту: мужчины иногда по работе проводят встречи с женщинами. В своём номере. Тем более, что у Алексея Михайловича не твой однобедный [7] сьют с видом на внутренний дворик, а настоящий business-suite с офисом. И Лё… Алексей Михайлович действительно там работает. И даже проводит совещания. Сегодня днем, например, пока ты болталась по городу, он встречался с Эрлихом и с Элен Паркинссон. Или ты считаешь, что он там с Эрлихом спозаранку на двоих порол Элен?

Элен Паркинссон было пятьдесят пять. Эрлиху — шестьдесят два. Представить наше трио в разгар половых утех было, мягко говоря, затруднительно. Я фыркнул и отвернулся. Ларионова помотала головой:

— Нет, я так не считаю.

— Вот именно! — подчеркнула Таня. — Видишь, Ленок, — в заключении назидательно добавила «душка»-Сиротина, — это у них там хараccмент [8] . А здесь ты, как миленькая, пойдешь в номер к начальнику. Да ещё и поблагодаришь за приглашение. И — оказанное тебе доверие. До-ве-ри-е. Слышь, Ленок? Ну всё, удачи. И не благодари меня за добрый совет.

Таня отключается, а Ларионова растерянно прячет мобильный в карман.

— Ну, как, подруга Таня тебе очень помогла? Не зря ей духи купила? А самолетик кому, Сычу или тоже Сиротиной?

Ларионова скользит по мне ненавидящим взглядом. В принципе, и такой взгляд меня бесит, но в нём хотя бы нет прежней безысходности.

— Ну так что? — подбадриваю её я.

— Вы про «Сыча» ВладимВадимычу скажете? — шепчет Лена.

— Нет. Я буду нем, как рыбы, — обещаю я.

— А почему как «рыбы»? — моментально реагирует она.

— Ни по чему. Так как насчёт моего вопроса?

— Да, я приду к вам в номер.

— Молодец, Ларионова. Ну всё, отдыхай. Или к вечеринке готовься. Кстати, не хочешь оставить мне один танец в качестве благодарности?

— А вы что, идёте с нами на коктейль-party? — Ошарашенная Лена чуть не падает на лавочку. Я весело киваю и, насвистывая «maybe, maybe…», готовлюсь отойти, когда слышу:

— Алексей Михайлович, я на фуршет не пойду. Я себя плохо чувствую. И у меня нет подходящего платья, и я…

— Ах да, — я оборачиваюсь. — Совсем забыл. Это — моё второе условие.

Дружелюбно похлопал её по плечу, развернулся, пошёл досматривать конференцию.».

«Схватка бульдогов под ковром — ничего не видно, только время от времени вываливается загрызенный насмерть бульдог».

((с) Стефан Киселевский).

28.

«Я его ненавижу. Я его презираю. Он меня подавляет. Почему? Потому что я — женщина, которая… боится мужчин? Да, я могу обжечь словами, как раскалённая плита, но в очень редких случаях. Я никогда не была беспощадной и опасной, сильной и независимой. Нет у меня ни гипнотических глаз, ни хрипловатого голоса, который проникает в душу. Нет самоуверенности. И мне небезразлично мнение других людей обо мне. Я не знаю себе цену, и я очень нуждаюсь в хороших словах и чужих оценках. В моём доме всегда главенствовал папа, потом отчим. Когда отчим умер, контроль перешёл к маме, от неё — сразу к Максу Сафронову. С Максом мы редко ссорились, но даже если такое случалось, то я припасала свой гнев для выяснения отношений только наедине. Потому что я не умею владеть собой. И на моём лице всегда заметно и замешательство, и волнение. По большому счёту, я не знаю, чего я вообще стою. У меня есть только одно хорошее качество: умение не забывать добра, однажды мне оказанного.

Именно поэтому я влезла в схему «отмыва» денег. В «Ирбис» меня устроил Кристенссен. Сиротиной был нужен кто-то в помощь, а моё резюме висело на ленте в отделе кадров «Systems One». Кристоф лично побеседовал со мной, а потом порекомендовал меня в «Ирбис». Почему — я не знаю. Но я была благодарна ему за то, что он дал мне место и возможность самостоятельно сделать карьеру. И я отрабатывала за это, как могла. Ну и что мне теперь делать? Сказать об этом Андрееву? Но тогда я подставлю Кристофа. Валить всё на Таню? Но у Сиротиной и так уже проблемы с Сычом, который хочет избавиться от неё и взять на её место кого-нибудь помоложе. Так что же мне делать?