Шрифт:
– И что я у вас буду делать? – Паоло оглянулся на Викторию, словно желая спросить – правильно ли он делает, сразу отказываясь от такого предложения, и Алексей Александрович понял, что не все так просто в их отношениях; еще неизвестно, кто тут главный и кто… больше боится своего партнера.
– Будете делать то же, что и все, – ответил откровенно Кудрявцев.
– А что у вас все делают?
– Ну… завтра, например, пахать будем, потом картошку сажать, огурцы там, помидоры…
Итальянец даже остановился – он наверное даже в страшном сне не мог представить, что кто-то заставит его полоть или окучивать картошку. Да он и слова-то этого – «окучивать» – наверное не знал; или знал, но совсем в другом смысле.
– Нет, – отказался он решительно, снова посоветовавшись взглядом с напарницей, – мне это не подходит.
О том, что у остальных итальянцев могут быть другие взгляды на собственное будущее, он скорее всего даже не подумал, а полковник не настаивал. Тем более они как раз подошли к остаткам лимузина – раньше длинного, роскошного, а теперь нелепо уткнувшегося задней обрезанной частью в тротуарную плитку – именно ею был выстлан тротуар перед складом-ангаром Луччи. Внутри этого ангара прятался нос автомобиля, невидный снаружи. Зато можно было прекрасно видеть салон – его заднюю часть, отделенную от водительской части тонированным стеклом, сейчас приспущенным. Под стеклом был встроен большой экран телевизора; перед ним помещалось что-то изящное, деревянно-благородное – бар, наверное, или холодильник. Кожаный диван, заменивший собой задние сидения, тоже был великолепным – сам профессор хорошо подумал бы, переселяться ли из такого салона в гараж Ежикова, на вторую полку с тощей курпачой.
– Это мой «Кадиллак Эскалейд лонг» – самая последняя модель, индивидуальная сборка, – в голосе Паоло, погладившего черный блестящий бок автомобиля, прозвучала неожиданная для этого жестокого человека нежность, – и чего это Марио вздумалось въехать в этот долбанный сарай?
Он плюнул со злостью на куски алюминиевой обшивки, накрывшей впереди «Кадиллак» – все, что осталось от покрытия ангара. А телохранитель ответил, к изумлению профессора, все еще считавшего его гигантом с умом малыша, вполне по-взрослому:
– Вы же сами мне такое сказали, босс, что любой с управлением не справился бы.
– Ну что я тебе такого сказал, Марио?
– Вы сказали босс, что нам не скрыться, и что вас сегодня все равно пришьют. И что я после этого могу быть абсолютно свободным, и на мое имя даже открыт счет в миланском банке. А зачем мне деньги и свобода без вас, босс? Никому я на всем свете не нужен, кроме вас…
– Ага, – даже обрадовался Алексей Александрович, – так это Марио сюда прислали с миссией; это ему положены всякие плюшки – хотя бы эта гипертрофированная преданность, ну и долголетие в придачу с волшебной регенерацией.
Полковник между тем нагнулся и, ухватившись за остатки заднего борта автомобиля, дернул его вверх и назад. «Эскалейд» ощутимо вздрогнул и, кажется, немного сдал назад.
– Эй-эй, ты что делаешь? – воскликнул итальянский босс, забывший о вежливости, на который прямо указывала его фамилия, – это моя машина!
Командир сделал вид, что не понял его; во всяком случае он повернулся к другому итальянцу – Марио Грассо: «Берись с другой стороны».
Гигант понял без перевода. Тяжеленный кузов, подхваченный с двух сторон двумя парами сильнейших, какие только мог представить Романов, человеческих рук, оторвался от земли и пополз назад, открывая перед всеми очередные сокровища Али-Бабы – по-итальянски Басилио Луччи.
Сокровища эти были упакованы в плотную бумагу, на которой не стыдно было бы печатать иллюстрированные журналы. Четыре огромных – больше метра и в диаметре, и в высоту – рулона с такой бумагой ждали их тут. Три абсолютно целых, скорее всего не пострадавших от дождя, поскольку они были тщательно упакованы все в тот же полиэтилен с разноцветными наклейками; четвертый оказался на границе участка и был лишен примерно четверти свих первоначальных запасов. Он несомненно был основательно пропитан влагой, но спроси сейчас кто командира, тот бы как обычно сказал: «Пригодится!».
Басилио ринулся было на свое рабочее место, но был остановлен Паоло:
– Стоять! Мы сами разберемся!
Парень озадаченно повернулся к Кудрявцеву: «Но там же…», и тут же успокоился, не договорив, потому что командир стоял абсолютно безмятежным, с легкой улыбкой на губах; весь его уверенный вид словно говорил:
– Пусть смотрят, все равно мы возьмем то, что нам нужно.
Еще его лицо выражало легкое недоумение: как так – пошел уже пятый день, а вы даже не разобрали, чем вас провидение наделило; ну, или тот, кто под провидение сработал.
А Марио начал разворачивать первый сверток – там оказались шесть коробок с «Хускварнами». Босс скрипнул зубами. Даже для него, далекого от повседневных забот, было понятно, какое богатство уплывает сейчас из итальянской общины.
– Одну можешь оставить, – полковник перешел на «ты» вслед за боссом.
– А бензин? – резко перевел на него взгляд итальянец; видно об удаче русских с ГСМ ему тоже было известно.
– А что еще, собственно, мог ему поведать Иванов? – подумал Алексей Александрович, переводя этот короткий диалог, – да пожалуй все, секретов ни от кого не держали – и об оружии, и о победе над собакомедведями, и о… Нет! Последнюю лекцию Виктор «прогулял», по уважительной причине, конечно – был в караульной смене. Поэтому ни босс, ни Виктория (а куда она, кстати, подевалась?) не знают, что с ними случилось; куда их забросила судьба и – главное – что назад дороги нет! И именно поэтому командир взял с собой все запасы валюты – эти цветные фантики здесь еще можно обменять на вполне материальные ценности. Сложно, но можно.