– Говорится, – улыбнулся русский, успокаивая итальянца, – все, что было у Холодова – нашего беглеца – принадлежит ему, а значит и всем вам. Если, конечно, он не захочет вернуться обратно.

Последние слова Алексей Александрович перевел с тугим комком в горле, вспомнив инструктаж командира, особенно об отсебятине, но справился наверное вполне успешно, потому что ни Виктория (так представилась все на том же итальянском латышка), ни сам итальянский босс не насторожились.

– Не захочет, – поспешил ответить Джентале; и профессор, да и Оксана наверняка тоже внутренне содрогнулся, вспомнив грязный полиэтиленовый куль.

А полковник улыбнулся еще лучезарнее:

– Ну и отлично, сейчас все его вещи и принесут, – он подал рукой условный сигнал – один из немногих, которые запомнил Романов. Этот сигнал должен был привести сюда Холодова и Басилио с чемоданом.

Они действительно выступили из-за тракторного прицепа. Чемодан, набитый бельем, нес итальянец. Он заметно кренился на одну сторону – тряпки, каждая в отдельности почти невесомая, в сумме образовали достаточно солидную ношу. Впрочем, Холодов был загружен не меньше, Алексей Александрович знал это по себе – автомат, разгрузка с магазинами, штык-нож на ремне весили тоже очень даже немало.

Третий участник шествия приближался порожняком – Малыш сам решил, что ему тоже пора появиться здесь. Наверное на него, да на злополучный чемодан и загляделись итальянцы (и одна латышка!), потому что соотечественника – Басилио Луччи – они узнали, только когда он опустил тяжелый груз у ног Кудрявцева. Профессор едва сдержал хохот внутри себя. Он вдруг представил, как Паоло с Викторией открывают чемодан, вываливают грязное поношенное белье и начинают в нем рыться. Многое бы он отдал, чтобы увидеть их лица в этот момент.

Но сейчас эти лица стали страшными – лицами безжалостных убийц, и первым их порывом было вцепиться, разорвать на части, да хоть и голыми руками подлого предателя Луччи. Но рядом стоял полковник Кудрявцев, чья улыбка словно говорила теперь: «Только попробуйте!»; где-то недалеко целились в них снайперы и эта пара, переглянувшись, вдруг снова стала внешне вполне мирными и толерантными еврогражданами. Теперь они смотрели на Марио, сделавшего несколько шагов вперед и присевшего перед Малышом. Пальцы здоровяка утонули в густой шерсти алабая; он повернулся ко всем со счастливой улыбкой: «Собачка! Как ее зовут?», – и профессор, вспомнив вдруг про «тупой твердый предмет», понял, что этот человек никак не мог быть тем, кто профессионально орудует этим самым предметом. Да ему и не нужно ничего – он и голыми руками быку шею свернет. А вот Джентале, или, тем более латышка…

А Малыш, который кроме командира позволял такие вольности по отношению к себе разве только Гольдберг, да Маше с Дашей, терпел, пока сильные пальцы итальянца трепали его мохнатые щеки.

– Или пес действительно воспринимает его как ребенка.., большого ребенка, – понял вдруг Романов, – или между этим молодым Гераклом и командиром уже протянулась какая-то незримая ниточка. А может все проще – Александр Николаевич подал какой-то знак и Малыш сейчас просто терпит эти нежности.

Последнее профессор подумал с какой-то ревностью – ему самому алабай таких «нежностей» не позволял.

– И что теперь? – спросил Паоло, передавая чемодан телохранителю, резко окликнув его перед этим.

– А теперь мы хотим забрать свое имущество, – полковник кивнул, и Алексей Александрович вытянул из файла, сложенного вдвое, листок – один из двух на итальянском языке, украшенный внизу подписями командира и Басилио.

– Какое имущество? – вскинулся Джентале, впиваясь взглядом в документ; впрочем, он и без бумажки давно понял, зачем здесь появился Басилио Луччи. Босс итальянского анклава перевел взгляд на «Беларусь» с прицепом, два внедорожника – где-то там прятались русские снайперы – и сник:

– Если попадутся деньги и оружие, не отдам.

Полковник выслушал перевод все с той же улыбкой на губах; теперь он даже засмеялся:

– А зачем нам их деньги? У нас самих этих долларов и евро – куры не клюют; да и оружия хватает. Переведи, – он повернулся к Романову и незаметно подмигнул – значит тоже заметил, как чуть дрогнули на этой фразе ресницы блондинки, – мы согласны.

– Ага, – догадался Алексей Александрович, – значит для нее эти слова и были предназначены.

Так, общей группой, сопровождаемой алабаем, они и пошли к ангару, вернее его остаткам, где когда-то работал Луччи. А идти было совсем недалеко – этот участок располагался в крайнем ряду и при желании автомобиль, точнее его часть, разрезанную где-то в районе задней пары колес, можно было разглядеть не сходя с места знакомства. Командир, шагая впереди рядом с Джентале и профессором, продолжал, не требуя перевода – опять наверное для насторожившейся Виктории:

– А где же все остальные? Наверное, наш гостеприимный хозяин своих соотечественников спрятал.

– Зачем? – удивился Романов, поощренный к продолжению разговора еще одним подмаргиванием.

– Чтобы мы не агитировали их последовать примеру Валентино с Басилио (босс опять дернулся) – в коммунистический рай из загнивающего Запада, – теперь уже дернула щекой латышка, – а вот мы сейчас у него прямо и спросим; переводи.

И профессор перевел: «Не хотите к нам присоединиться, синьор Джентале?»