Шрифт:
– В твоей задумке, Анатолий, – начал он, – есть рациональное зерно. Но сначала представьте себе, как раньше, в средние века штурмовали крепости наши предки.
– Ну, – нерешительно протянул Анатолий, – всякие там баллисты, скорпионы, приставные лестницы; таран с бараньей головой.
– Ага, – насмешливо перебил его все тот же Холодов, – посмотрю, как ты в стену будешь биться своей бараньей головой.
Общий хохот прекратился, как только командир поднял руку.
– Нет, – оглядел он всех, – вспомните, как ратники взбегали по стене крепости при помощи шеста и дружных усилий товарищей, толкавших этот шест…
– Но двести восемьдесят метров! – потрясенно воскликнул тракторист.
– А когда это нас пугали размеры? – отпарировал Кудрявцев, – мост в сто пятьдесят метров сделали, а здесь надо трап длиной метров четырехсот – чтобы угол наклона был в сорок пять градусов. Со ступенями, сплошной аркой над головой – и для жесткости конструкции, и для безопасности. Вдруг кто-то успеет сбросить сверху камешек на пару центнеров. Хотя, конечно, нужно все продумать так, чтобы исключить даже малейшую вероятность нападения. Точнее, вероятность будет, и очень скоро – но к этому времени наверху тот же броневик должен ждать форт. Какой, кстати, броневик?
Это он повернулся к татарскому сержанту, но тот только виновато пожал плечами.
– А толкать.., – не унимался Никитин, – хотя понятно – мой же трактор и толкнет. Только наш трап в стену упрется и все. Ног-то, которыми ратники перебирали, у него нет!
– Зато будут колеса, которые будут вращать постепенно наши богатыри, – он кивнул в одну сторону (на Салима); потом в противоположную – на Марио.
– А ведь есть еще Микола-украинец и Виталик Дубов, – вспомнил профессор, и тоже вступил в полемику, представив, как нарисованное командиром перед товарищами творение ползет по стене вправо или налево – неважно – и падает, и как ломаются внутри него кости все тех же богатырей.
Эта картина поразила многих, но не Александра Николаевича – этот человек не стал бы предлагать план действий, не продумав малейших деталей.
– А вот тут, – хитро улыбнулся он, – и пригодятся предложенные Анатолием липучки. Такие, чтобы колеса могли вращаться, а сдвинуться в сторону – ни на миллиметр. Ну и подстрахуем ребят – вон, хотя бы Бэйла.
Все повернулись к девушке, но та только недоуменно пожала плечами. Командир рассмеялся:
– Лазерный прицел, – объяснил он, – на твоей новой винтовке. Отъедешь подальше в степь и будешь вести кого-нибудь из ребят по выбранному ориентиру. А если трап поедет в сторону…
– Нажмешь на курок, – заржал Анатолий.
Профессор невольно улыбнулся – не сомнительной шутке тракториста, а ставшим уже привычными паре подзатыльников по голове Анатолия. Парень не обиделся на супругу и односельчанку Ольгу, даже затылок не почесал; его глаза загорелись азартом – он тут же присоединился к Ринату и остальным «художникам». Совсем скоро – понял профессор – нарисованная Кудрявцевым картина будет воплощена сначала на бумаге (в масштабе и мельчайших деталях), а затем и в пластмассе.
Он отошел в сторону, где стояли командир с Оксаной; их довольные лица словно говорили: «Мы свою задачу выполнили – теперь ваша очередь, ребята».
– Александр Николаевич, – пришла вдруг в голову Романова неожиданная мысль, – а ведь ты мог бы эту операцию сам провести.
– Легко, – не стал отказываться Кудрявцев, – ну… почти легко. Но ведь мы – команда! Мы должны быть вместе, как говорится – в горе и в радости, ну и так далее…
И профессор Романов понял командира.
– А чем мы займемся, пока будут строить трап?, – он сам же ответил, – у нас же еще пол участка с медведями не обследованы, а потом к саблезубым монстрам можно переезжать. А там глядишь – и осы начнут дохнуть. Только вот что делать со змеями, я так и не придумал. А ты… вы?
Профессор посмотрел виновато на Оксану и все трое рассмеялись. У полковника и насчет последнего участка было готово предложение:
– Вот поднимемся на плато, посмотрим на этих змеек сверху – и сразу все будет понятно…
Три дня, пока лихорадочно строилась четырехсотметровая громадина, не прошли даром. Живых людей разведчики больше не обнаружили, но два трактора безостановочно сновали между «медвежьим углом» и лагерем; комендант ухитрялся прятать привозимое добро так, словно его и не существовало в природе. Наружная стена тоже росла – еще более стремительно, чем прежде. Ведь неандертальцы вернулись, и даже вымолили – жалобными взглядами – право на вечерние концерты. Теперь главным музыкантом был Николай Левин. Гармошку свою он куда-то спрятал («Нечего поганить инструмент», – проворчал он, выслушав приказ командира); выбрал концертный баян, играя впервые на котором, морщился, словно жевал лимон.
– Не тот звук, – объяснил он, небрежно хлопая ладонью по перламутровому боку дорогущего итальянского баяна, – красиво, но за душу не цепляет. Но для этих дикарей самое то. Души-то у них все равно нет. А может и есть, только не наша, не человеческая.
– А вообще как они тебе? – поинтересовался Никитин.
– Нормальные ребята, – пожал плечами мордвин, – не люди, конечно, но музыкальные способности у некоторых есть.
Полковник Кудрявцев (а Анатолий оказался здесь потому, что всегда старался быть рядом с командиром – тут всегда было интересно) вдруг заинтересовался: