Шрифт:
– Это тот, что на Дворянской улице?
– Так точно!
– Да, знаю его. Давно прибыл к нам?
– Нет, всего сутки, как здесь!
– Я рад нашей встречи!
– Взаимно!
– Ты завтра во второй половине дня будешь свободен?
– Да.
– Тогда приходи к четырнадцати часам к нам на обед, я познакомлю тебя с отцом.
– Благодарю, обязательно приду!
– Наш дом расположен на Первой Сергиевской улице, здесь не далеко. Скажешь извозчику: «К дому купца Михалёва». Они знают наш дом.
– Обязательно буду, а сейчас извини, позволь откланяться. Честь имею!
– Честь имею.
Молодые люди расстались. Токарев пошел по своим делам, а Сергей ещё немного погулял, пока ночь полновластной хозяйкой не окутала весь город.
Вдоль всей Московской улицы зажглись электрические фонари, и Сергей пошел домой, в радостном предвкушении очередной встречи с Дуней.
Глава седьмая
Брусилов не ошибся. Спустя пару дней на окопы, занятые полком в котором была рота Ефима, обрушились сотни снарядов противника.
Неприятель начал артиллерийскую подготовку, длившуюся около получаса. Вскоре стрельба прекратилась и впереди появилась цепь людей с ружьями, одетых в незнакомую военную форму светло-серого цвета с голубоватым оттенком.
– Австрияки! – прокатилось по окопам.
И тут же последовала команда:
– Беречь патроны! Подпустить противника как можно ближе! Открывать огонь на поражение и наверняка!
Первая атака австрийцев была успешно отражена, но за ней последовала вторая, а потом третья, четвертая…. Вскоре шальная пуля ранила Ефима в плечо – он ощутил жгучую боль, а рука перестала слушаться команд хозяина.
Подоспевший фельдшер перевязал Ефима, и боль слегка утихла.
Вечером, когда долгожданные сумерки опустились на землю, накрыв воюющие стороны ночным покрывалом, Ефим вместе с несколькими ранеными был отправлен в этапный лазарет.
Там ему тщательно обработали рану, наложили чистую повязку и отправили в палату отдыхать.
Всю ночь Ефим не мог заснуть от дергающей боли в раненой руке и только к утру задремал.
Утром его разбудила миловидная молоденькая сестра милосердия в черном платье, белой косынке с белоснежным кокошником, в белом переднике и накрахмаленных манжетах.
После всего, что пережил Ефим в окопах, появление этого ангельского создания показалось продолжением какого-то прекрасного сна, но боль в раненой руке вернула его к суровой действительности.
Сестра повела на перевязку. С перевязанной рукой Ефим вышел на улицу.
Была середина осени, но в отличие от средней полосы России, здесь она была мягче и теплее.
Ефим окинул взглядом двор казенного здания, где расположился этапный лазарет и заметил раненого казака, примостившегося на груде бревен. Казак что-то сосредоточенно писал в толстой тетрадке. Ефим понаблюдал за ним некоторое время, а когда тот оторвался от записей, решился подойти и заговорить.
– Здоров, служивый, – приветствовал он казака.
– Здоровей видали, – угрюмо ответил казак, с трудом отрываясь от нахлынувших мыслей.
– Никак тоже стихи пишешь?
– С чего ты взял, – явно не довольный тем, что лезут с расспросами, пробурчал казак.
– Я сам стихи сочиняю, вот только все не соберусь их записывать.
– Нет, это не стихи, – уже мягче проговорил казак.
– А что, коль не секрет?
– Да задумал я написать книгу о жизни казаков, вот и записываю происходящие события, для памяти.
– Эко куда хватил! – удивился Ефим.
– А что? Вона, графия, помещики, богатеи всякие, пишут о своей жизни. А нам, казакам, запрещено, что ли чай?
– Ну, ты и даёшь, – восхищенно проговорил Ефим.
– У нас в станице, тоже много чего интересного происходит, успевай лишь записывать. Вона, анадысь, друзьяк мой, станичник загулял с замужней бабой, жалмеркой, а затем вообще увёл её от живого мужа. Разве это не роман? Похлещи твоего графа Толстого, будя! А сейчас, во время войны? Успеваешь только помечать в тетрадке интересное, чтоб не забыть, для памяти. Да и сами казаки древней многих народов России – матушки.
– Эко куда тебя понесло.
– А что, наши станичные старики гуторят, что донские казаки пошли ещё от воинствующих амазонок древних времён. Мы их прямые потомки.
– Не может такого быть!
– Истинную правду гуторю, – проговорил казак и осенил себя крестным знамением, – к нам на Дон, ещё до войны, ученые люди приезжали, курганы раскапывали, а там могилы находили с бабьими скелетами. Так в курганах, где бабьи кости были, находили ещё мечи, ножи, копья и наконечники стрел. Там же были и бабьи украшения – четки, золотые гребни и разные другие вещи, которыми пользуются только бабы. Ученые люди гуторили, что это могилы женщин – воинов, которые проживали в степях Дона много веков назад, и называли их «амазонками».