Миша, все-таки нашел время, чтобы черкануть домой пару строк «Дорогие мои и самые любимые люди! Мама, папа и сестренки! Простите, но времени на письма совсем не остается. В районе, где я сейчас воюю, началось большое наступление, поэтому даже спать приходится украдкой, не говоря уже о письмах, но я нашел немного времени, дабы черкануть вам пару строк и сообщить, что я жив и здоров, сильно скучаю».

Десятого сентября противник атаковал позиции дивизии с трех сторон. Из-за видневшихся в дали берез полезли танки.

– По фашистским танкам огонь! – раздалась команда командира дивизиона, и сразу завязался бой. Орудия одно за другим незамедлительно вступили в бой, им предстояло уничтожить несчетное количество «тигров». Сержант Панин и рядовой Носов, только успевали перезаряжать и наводить орудие, сержант при этом приговаривал: «Сейчас вы свое получите, давайте, подходите ближе…».

Бой был жестокий, ни одна из сторон не собиралась уступать. Артиллерийские орудия не смолкали ни на минуту, стреляли по очереди и порою вместе. Одно из орудий во время боя вышло из строя, и техник Снигирев, прибыл для устранения поломки, не успев доделать орудие, Миша заметил, что убили командира дивизиона. Тогда лейтенант взял командование на себя, и за время его командования Советская артиллерия уничтожила более десяти танков. Артиллеристы одерживали в бою верх, до тех самых пор, пока не прилетела вражеская авиация. Самолеты Люфтваффе с ходу атаковали орудия дивизии, сбросив на них несчетное количество бомб, одна из которых упала неподалеку от лейтенанта и взорвалась.

Приоткрыв глаза, лейтенант вдруг застонал. Вся правая сторона его тазобедренной кости горела огнем. Поднеся руку к ране он понял, что истекает кровью. Перевернувшись лицом к полу и уткнувшись в него, Михаил стал молиться:

– Господи, прости и помилуй меня за то, что я отрекся от тебя. Я знаю, что ты меня наказал, я принимаю твое наказание как должное. Посмотри, как я ничтожен перед волею твоей. Клянусь тебе всем святым, всем тем, что мне дорого, не отрекаться от тебя, ни за что и никогда. Я прибегаю только к тебе, помоги мне Господи!

Вдруг в самом углу комнаты, метрах в двадцати правее его, Миша заметил тонкую полоску света, проникающую в это помещение снизу двери, а еще он понял, что он там не один. В комнате кроме него находилось еще люди, точнее сказать, их тела.

– Товарищи! Очнитесь, – произнес лейтенант и подполз к одному из них. Но ответа не последовало. Тогда он понял, где находится. Господи, да они же мертвы, а я жив, почему тогда я тут? Почему среди них?

Набравшись сил, он пополз к полоске света. Добравшись до нее, Миша начал царапать и стучать, и казалась ему, даже кричать, но на самом деле только шептать, изо всех сил:

– Товарищи, откройте, ведь я же жив, я вас умоляю, услышьте вы меня.

Неожиданно дверь отварилась, и перед ним оказались два санитара, которые принесли тело красноармейца умершего вовремя операции. Они не ожидали увидеть перед собою живого человека:

– Боже мой, он жив! Срочно его в операционную, – произнес санитар, – подхватив Михаила под руку. Через минуту Миша был доставлен в операционную. Хирург, делавший операцию бойцу, которого те и принесли, уже переодевался, чтобы отправиться на отдых.

– Доктор, лейтенант жив! Мы отворили в морг дверь, а он на нас смотрит и просит помощи.

– Положите его на стол, – ответил хирург. Подойдя к раненому, он разрезал его одежду и указал санитарам на ранение.

– Осколочное ранение в тазобедренную часть не совместимое с жизнью, – прокомментировал врач, – Я его оперировать не стану, пустая трата времени и лекарств. Мы ему помочь уже не сможем, а лекарства сейчас на вес золота. Через два часа наступление, вот тогда они нужнее будут, и слишком большая потеря крови. Нет, даже и не уговаривайте.

– Доктор, но надо хотя бы попытаться, – продолжил санитар, – Ведь он же живой человек, что же нам его как облезлого пса на улицу выкинуть, или закопать заживо? Так не пойдет. Или Вы, Александр Иванович, сделаете операцию и дадите шанс парню на жизнь, пускай один из тысячи, или я вынужден буду доложить об этом инциденте вышестоящему начальству.

– Хорошо, будь, по-вашему, только где мне взять столько крови?

– Берите у нас, – хором ответили санитары. Кровь одного санитара и впрямь подошла, и он позволил взять у себя столько потребовалось.

Сама операция была сложной, хирург ее делал более двух часов. Помыв руки, и сняв операционную маску со своего лица, Александр Иванович обратился к санитарам:

– Операцию раненый перенес. К моему удивлению он жив. – Если он справится, это будет чудо.

Из операционной Михаила привезли в палату, и теперь его жизнь зависела только от его собственных сил. Пять с половиной дней Миша провел без сознания, только на шестой день он приоткрыл глаза:

– Пить… пить…, – чуть слышно попросил он.