Может, ты слышал, что Аристон, наш тиран, по приказу Дария оставался у моста через Истр: следил, чтобы его не разрушили, пока Дарий возится со скифами. Лисимах – его правая рука, и вот Аристон его отправил на триере вслед армии Дария, чтобы быстрее получать новости. Мы побывали в Истрии, потом в Никонии. Когда Дарий стал приближаться к нему, отправились в Ольвию. Лисимах узнал, что хотел, и мы уже готовились к отплытию, когда хозяин решил прикупить кое-чего на агоре. Но там всем было не до торговли. Обычно у них на оптовом рынке можно найти немало полезного, но тут склады были закрыты. Всех больше волновало, как бы найти на кораблях свободные места для бегущих людей, чем как заполнить их товаром. Ему не повезло: новых товаров не приобрёл и Иолу потерял.

Таркай усмехнулся:

– Товаров не было, – повторил Таркай и помрачнел, – зато с агоры Лисимах вернулся не один: с ним был Агесарх. Триера сразу отчалила и направилась в Истрию, к Аристону. Как Агесарх оказался в Ольвии, я не знаю – сбежал, наверное, из Аполлонии, когда персы туда подобрались. Иола бросилась на него, я попробовал её оттащить, но Иола успела добраться до Агесарха. У него был нож, так она его умудрилась вытащить, и этим ножом пырнула Агесарха в брюхо и тут же прыгнула в море. Гребцы даже не заметили, как это случилось: все бросились к Агесарху на помощь, никто не подумал о рабыне. Только я и видел, как её спасли и втащили на чей-то корабль. Я никому не сказал, даже когда Лисимах чуть не запорол меня до смерти за то, что я не смог остановить сестру, а потом дал ей прыгнуть в воду.

– Почему ты её спас? – внезапно от рассказа Таркай перешёл к вопросам.

– Потому что рядом был и смог спасти. Я ей обещал, что у нас её не обидят. Тебе я обещаю то же. А что с Агесархом?

– Выжил. Нож только слегка его задел. Ругался, хотел вернуться, найти Иолу и убить, но куда там. Лисимах в шутку предложил ему тоже прыгнуть за борт, только тогда Агесарх и заткнулся. Лисимах привёз его сюда, поскольку Аполлония сейчас не в лучшем положении.

– Лисимах ему простил смерть твоей матери?

– Она же просто рабыня. А он – родственник, хоть и ублюдок. К тому же, он в смерти Иолы не виноват – он сама его чуть не грохнула. Жаль, что не насмерть, – кровожадно оскалился Таркай.

– Я всем сказал, что она утонула. Когда вспомнили о ней после ранения Агесарха, её в воде уже не было. Мне поверили – мы ведь плавать не умеем. Лисимах разозлился на меня, я тебе говорил, но было поздно. Зато не очень-то он сожалел, что Агесарх ранен. Он сейчас тут, в доме, в себя приходит. Так что мне достаётся и от него, и от Лисимаха, и от его жены. Но это можно вынести, потому что я знаю: моя сестра жива. Благодаря тебе. Простой раб ничего не может предложить свободному человеку, вроде тебя, но если выпадет мне шанс помочь тебе, я всегда буду на твоей стороне. Всегда!

Слова прозвучали как клятва, настолько торжественно и твёрдо произнёс их Таркай. Чужой раб присягал на верность Леандру. Это было немыслимо, но после прозвучавших признаний молодой человек не стал его останавливать. Всё равно ему предстояло уехать, а Таркай останется здесь, и неизвестно, увидятся ли они когда-нибудь. Они оба это понимали.

Через мгновение тряпка, скрывавшая вход, впустила Спартока. Стало видно, что на дворе уже темно. В руках Спартока был небольшой кувшин с вином и пара кубков. Он налил в них вино, один передал Леандру, а из второго напоил Таркая. Пора была уходить.

– Позаботься о нём, – попросил Леандр Спартока. – Он слишком безрассуден.

– Ты мне это говоришь? – усмехнулся Спарток, но потом добавил: – Он мне как сын. Я за ним пригляжу.

– Мне пора. Прощайте. Мой корабль завтра утром уходит в Элладу. Если доведётся быть в Византии, я вас постараюсь разыскать. Таркай, я рад, что мы познакомились. Похоже, это судьба, и она на нашей стороне, а значит, мы ещё увидимся. – Ответом был лишь блеск глаз и лёгкая улыбка.

Леандр вышел за дверь, и Спарток проводил его к выходу на улицу. Странное ощущение не оставляло Леандра всю дорогу. Только оказавшись в гавани, он понял, что Таркай так и не спросил ни разу, где живёт Леандр. Он не хотел знать то, что не хотел, чтобы знали другие.

Приближение лета уже вовсю ощущалось по жаре и буйной растительности, покрывавшей всё вокруг. Речки ещё не успели обмелеть, воздух не раскалился от летнего зноя, и Эгина казалась Леандру раем. Оливы, фисташки, миндаль, виноград – чего тут только не росло.

Леандр жил в мире, который казался отчасти нереальным, настолько жизнь здесь отличалась от того, к чему он привык в Таврии. Мореплавание, составлявшее одну из основ благосостояния Эгины, здесь процветало, и дети с малых лет учились управлять вёслами и парусом. Уже почти год Леандр постигал эту премудрость под руководством эгинских моряков, среди которых он особенно сдружился с бывшим учеником Праксидама Калиппом – опытным мореходом, чей сын Ксенокл, ровесник Леандра, давно готовился к Олимпийским играм среди юношей.

Леандр как никогда ощущал теперь свою близость культуре эллинов, о которой постоянно твердил отец. Свободное от учёбы время он проводил в гимнасии и палестре, впервые получив возможность заниматься атлетикой и бегом. Местный оружейник изготовил Леандру доспехи гоплита, и Калипп, который сам принадлежал к классу тяжеловооружённых воинов, пристроил его в свой отряд обучаться военной премудрости вместе со своим сыном. Вечера они часто проводили вместе, говоря обо всём за ужином в компании других моряков, воинов, атлетов, а также молоденьких танцовщиц. Леандр даже научился играть на авлосе 6 , который часто использовался в военных походах. А ещё он познакомился с театром: Калипп свозил его в Афины на Великие Дионисии 7 , где можно было посмотреть необычное для жителя дальних колоний представление, и Леандр был очарован зрелищем. Новый мир стал неотъемлемой частью новой жизни Леандра, и он был счастлив, почти не думая о возвращении домой, хотя скучал по отцу и очень хотел узнать, как там Иола. С приближением лета Леандр хотел было заговорить с Праксидамом об отъезде, когда всё чаще стали говорить о грядущих Олимпийских играх. Отъезд был отложен.