– Я слышал, Милон из Кротона снова собирается участвовать в играх? Специально приехал посмотреть, сможет ли он выиграть, ведь ему уже почти сорок. Я не знаю никого, кто выступал бы так долго и при этом побеждал, – эти слова произнёс юноша, который явно не понимал, как можно верить в такую победу. Судя по всему, остальные его мнения не разделяли.

– Раз ты его не видел, то подожди с суждениями. Это самый могучий борец, какого знала природа со времён Геракла, уверяю тебя, – насмешливо возразил один из братьев – Диадор – и подмигнул Гектору. – А что касается возраста, то посмотри на Праксидама – рискнул бы ты с ним сражаться?

Юноша – его звали Меарон, а прибыл он, как позже выяснилось, из Милета в Азии – окинул старого эгинца внимательным взглядом и промолчал.

– Как ни приятно мне такое сравнение, но, к сожалению, до Милона мне далеко. Такие атлеты бывают раз в сто лет. У него уже пять побед на Олимпийских играх – и это не считая побед в Дельфах, Немее и на Истме у Коринфа.

– Подумаешь, – вмешался Клеант, не выдержав, – у нас в Спарте тоже были борцы, которые побеждали в Олимпии по пять раз.

– Неужели? Что-то я таких не знаю, – произнёс второй брат, чьё имя было Финний. – Как их звали?

– Хетомикл побеждал пять раз, а его отец Гиппосфен – шесть раз, – невозмутимо ответил Клеант. – В Спарте даже есть храм Гиппосфена – так его почитают.

– Я про них не слышал. И когда это было?

– Когда в Афинах Драконт и Солон только начинали устанавливать законы, а Милет ещё был свободен от персов.

Гектор поражённо раскрыл рот, пытаясь выудить из воспоминаний хоть что-нибудь об упомянутых афинянах, но ничего не вспомнил, кроме того, что жили они где-то во времена его прадедушки и установили в Афинах новые законы.

Взрослые с удивлением уставились на юного спартанца.

– Неужели в Спарте всему этому учат? Я слышал, у вас многие взрослые даже читать не умеют, – казалось, Меарон не верит собственным ушам. – Откуда тебе столько известно?

– Кто умеет слушать, тот знает, – отрезал Клеант, и, вытащив откуда-то финик, демонстративно засунул его в рот. Спорить на эту тему ему не хотелось, ведь он и сам частенько задавался вопросом: почему знания так мало значат на родине? Его способность вспомнить и соединить в единое целое события зачастую вызывала раздражение не только у его сверстников в Спарте, но и у взрослых, а попытки расспросить про жизнь в других странах натыкались на стену непонимания и, как правило, заканчивались наказанием. Но обсуждать с чужаками эту тему он не собирался.

– А ведь мой отец рассказывал мне про Хетомикла, – вспомнил Праксидам. – Он действительно был очень силён и могуч. Хотя не всегда стоит судить лишь по внешности. Вроде бы в тот год, когда Хетомикл выиграл в последний раз, в кулачном бою среди юношей должен был участвовать один молодой самосец Пифагор. Так вот, его осмеяли зрители. Из-за длинных волос они решили, что он неженка, и исключили из состязаний. Но он оказался не так прост и рискнул соревноваться со взрослыми – и победил.

– Это какой Пифагор? Философ из Самоса, который создал школу в Кротоне? Но ведь он ещё жив, как он мог победить в то время?

– Нет, то был другой человек.

– Философ Пифагор? Я что-то слышал о нём. Кажется, Милон тоже из его школы.

– Верно.

– А что это за школа? – поинтересовался Гектор, который тоже хотел участвовать в беседе.

– Про них мало известно. В их учении много странностей. Я слышал, они не едят бобов.

– Пифагорейцы считают главным в мире число, и поклоняются ему, как богу, – уверенно заявил милетянин. – Я знаю, поскольку Пифагор учился у мудрецов из Милета.

– Да, но нельзя сказать, что он – их ученик. Он предпочёл найти свой путь. Те философы изучали природу, которую видели, а Пифагор познаёт мир с помощью числа. Для него число – точнее, единица – начало и причина сущего. Ещё они считают, что душа человека бессмертна и изначально живёт на небесах, но потом время от времени она возрождается на земле в образе человека или животного, и её возвращение на небо зависит от умения жить правильно. У членов общества общая собственность и образ жизни. Впрочем, я мало про них знаю.

– Почему?

– Это очень закрытое общество, о нём ходит много слухов, но мало кто знает что-то наверняка.

– А почему вы думаете, что Милон – один из них? Это мне кажется странным, ведь Пифагор не слишком жалует атлетов, считает, что почёт должен воздаваться не тем, кто сражается за венок, а тем, кто приезжают на игры просто «понаблюдать, не ища побед».

Гектору стало скучно, и он уставился на Клеанта в надежде поболтать. Но тот упивался беседой и на Гектора даже не смотрел.

Клеант был здесь уже несколько дней, пешком добравшись из Спарты. Еду добывал в лесу, а когда была возможность – подворовывал у путников, направлявшихся в Олимпию. В этом он стал мастером, ведь в Спарте воровство было обычным явлением: спартанец с детства должен научиться добывать себе еду любыми способами. Правда, стоило попасться, и платить приходилось по полной программе. Среди шрамов на его теле были и отметки, полученные за кражу пищи. Жестокая порка была не столько наказанием за кражу, сколько за то, что он не смог сделать своё дело по-тихому. Лишь в последнее время Клеант наловчился не попадаться.