Шрифт:
– Позвоню.
– Евгения Анатольевна, извините, если что не так.
– Всего хорошего, молодые люди, – сказала та сухо.
Прошло недели полторы. По важным для своего бизнеса делам Артем отъезжал в ближнее зарубежье. Звонков от Жени не было. Отношения с женой поменялись с предупредительно вежливых на настороженно грустные. Трещина, появившаяся в них после того, как Артем признался жене, что в его жизни появилась другая женщина, стала с каждым днем увеличиваться. Артем ждал Жениного звонка, ему уже стало мерещиться, что с ней произошла серьезная неприятность, вроде разговора с мужем, поставившим ей какие-то непреодолимые для нее условия, или еще какой-нибудь заморочки. Самой ужасной мысли – что Женя по здравому рассуждению не хочет продолжения каких-либо с ним отношений – он не допускал,.
– Артем, тебе не кажется, что нам надо поговорить? – неожиданно спросила жена.
– Да, разговора нам не избежать, – сказал Артем.
– Ты же уже все решил. Зная твою порядочность, надеюсь, что свою дочь ты не забудешь. Если ты заметил, Грунька в тебе души не чает. Артем, мы ведь с тобой эти шесть лет не так уж плохо прожили, я любила тебя как умела, не знаю, кого больше – Груньку или тебя. Старалась быть хорошей женой. Может, я что-то делала не так, прости.
Артем сел рядом с женой, повернул ее лицо к себе.
– Светка, я знаю, что сейчас творится в твоей душе, и чувствую себя отвратительно. Я виноват перед тобой, но я ничего с собой не могу поделать, я пропадаю. Прости, зла на меня не держи. Насчет Груньки не переживай, я ее не оставлю.
– Артем, мне не так уж тяжело, как ты думаешь, я к этому готова была давно. Ты же сам мне признался, что сделал что-то не то, еще тогда, в день свадьбы. Скажи честно, ведь ты ни дня меня не любил? Артем, ну не плачь, хуже будет, если ты начнешь оправдываться, расстанемся по-честному, может быть, когда-нибудь станем друзьями.
Артем поцеловал ее. Поцелуй получился горьким.
– Артем, я тебя люблю, ты знай.
На следующий день Артем переехал в гостиницу ждать звонка от Жени. Потом позвонила Евгения Анатольевна.
– Артем, крепитесь. Женечки больше нет. Автомобильная катастрофа, два дня назад.
И через минуту, и через час, и через неделю абонент был недоступен…
Идея красоты
Работающий над созданием биороботов ученый после очередной неудачи решил расслабиться. В прихожей он надел кепку и пошел к своему другу-художнику. Тот, не сильно удивившись его приходу, сказал: «А я как раз собирался „горло прополоскать“. Ты будешь? Тогда пошли на кухню». Они были рады друг другу.
– Как живешь, «доктор Фауст», все еще создателю завидуешь?
– Нет, – сказал ученый, – понимаю, как нелегко дались ему человеки. Давай лучше о тебе.
Они вернулись в мастерскую, взяв с собой стаканы и вино. В тесной от картин и всякого сопутствующего живописцу хлама мастерской ученый чувствовал себя очень хорошо. Не разбираясь в живописи, он тем не менее останавливал свой взгляд на картинах, явно удавшихся его приятелю, и говорил: «Вот видишь…»
Эту «замысловатую» фразу художник понимал как одобрение, потому что ученый говорил так о картинах, которые художник и сам считал удачными. А может, хитрил его немногословный друг? Когда художник бывал в стесненных обстоятельствах, тот покупал у него за хорошие деньги какой-нибудь (всегда неплохой) этюд и говорил: «Не благодари; когда ты станешь знаменитым, я их выставлю на аукционе Сотбис и получу за них в сто раз больше».
После «полоскания горла» они впали в состояние, располагающее говорить друг другу приятные вещи. Художник с увлажнившимся взглядом сказал: «Ты знаешь, я тебе завидую. Ты занят реальным делом, ты вон искусственного человека, может быть, сделаешь. Пусть пока корявого, неразумного, но разумного даже богу создать не удалось». «Сейчас, один момент», – сказал художник. Он нажал на кнопку плеера и тяжеловато поспешил в свое кресло, чтобы поразвалистее сесть и закрыть глаза. «Я его обожаю». Под тяжелыми веками старого мастера уже накапливались слезы, готовые в определенный момент «плача иудеев по разрушенному храму» выкатиться из глаз и по дряблым с малиновыми прожилками щекам добежать до уголков рта. Именно в такую минуту художник и произносил свое заклинание «Чтоб тебе в раю не пропасть, черт носатый», имея в виду композитора Верди. И слезы его лились, лились… В такие моменты ученый испытывал к своему другу нежность и готов был, если потребуется, отдать за него свою жизнь. Но, как и всегда, через секунду он ощущал, как в душе его, едва в ней помещаясь, шевелилась подлая неуверенность – отдал бы?
Поддавшись своему чувству, ученый поцеловал друга в седую голову, как бы прося у него прощения за несостоявшееся предательство. «Послушай, научиться тому, что делаешь ты, человеку без таланта можно?» – спросил он, внутренне озарившись появившейся неожиданно идеей.
– Если ты имеешь в виду элементарный рисунок, то легко. Но это же ничего не значит, сам понимаешь. Таких художников тысячи. Ими только заборы подпирать. Ты просто так спросил или хочешь узнать мое мнение о ком-то, у кого чешется стать художником?
– Да, о таком. Он немного странноват, но ты не обращай на это внимания. Приглядись к нему…
Друзья не виделись около года.
– Помнишь, – позвонил ученый своему другу, – мы говорили с тобой о моем знакомце, мечтающем у тебя поучиться?
– Пусть приходит, я как раз начинаю «обнаженку».
На следующий день в девятом часу в дверях мастерской художник увидел бледнолицего молодого человека, на длинных рыжеватых волосах которого красовался манерно надетый берет терракотового цвета.