Шрифт:
Что сделано, то сделано и назад дороги нет.
– Наташ, ты чего, домой не идёшь? – вывел её из оцепенения голос подруги.
– Иду, иду, – машинально сказала Наталья Петровна, с великим трудом отрываясь от не очень весёлых дум.
Она взглянула на часы. Уже почти два часа она стоит у окна, но время как будто остановило свой бег.
Она поспешно собрала вещи, надела плащ и быстро вышла на улицу.
Осенний погожий день клонился к концу, солнце ласкало своими, уже не жгучими лучами природу и людей.
Но Наталье Петровне было некогда нежиться под солнцем и обращать внимание на прекрасные краски уходящего осеннего дня. Её гнала домой тревога за сына, и чем ближе приближалась к дому, тем сильнее тревога сжимала сердце, тем быстрее ускоряла шаг, в конце концов, перейдя почти на бег.
Перед домом, Наталья Петровна увидела соседскую девочку, Чеснокову Инну, ровесницу Сани, но из параллельного класса, играющую в классики:
– Инн, ты Саньку не видела?
– Недавно пришёл домой из школы, тёть Наташ, – ответила девочка, продолжая игру.
– Ну, я ему сейчас задам, – в сердцах решила Наталья Петровна, резко открыв дверь подъезда дома и быстро зашагав к квартире.
Войдя в квартиру и толком не сняв с себя плащ и обувь, Наталья Петровна с криком набросилась на перепуганного сына:
– Ты где шлялся, паршивец?!
– В школе, – упавшим голосом и потупив глаза, пробормотал Саня, чувствуя, что грозы и взбучки, не избежать.
По спине пробежали мурашки, а душа от страха ушла в пятки, горло пересохло и стало совсем скверно от предчувствия материнской бури.
Мать кричала редко, но когда разозлиться, то тут уж не остановишь.
Под горячую руку могла и огреть первым, что подвернётся.
Правда быстро отходила, но эти несколько минут бурного всплеска отрицательных эмоций, Саня помнил длительное время.
– В какой школе? – ещё пуще распаляла себя мать, – Ах ты тварь!!! Мне учительница на работу звонила и сказала, что тебя нет в школе.
– Мам, понимаешь, тут такое дело …, – начал было лепетать что – то Санька, пытаясь с ходу придумать правдоподобную историю отсутствия в школе.
Но мать, не дослушав, резко оборвала несвязное бормотание:
– Что ты мямлишь, ну что ты мямлишь, я у тебя спрашиваю русским языком, где ты шлялся? Почему не был в школе? Где тебя носило весь день? Мать работает не покладая рук, всё старается для сына, а сын растёт шалопаем, шпаной и неучем! Не хочешь учиться! Так и скажи! Тогда иди, работай, помогай матери!
Мать ещё долго ругала сына, выплёскивая на его голову град упрёков и оскорблений.
В голосе звучала вся боль и обида женского одиночества, боязнь за завтрашний день, не высказанные горести и переживания.
Через некоторое время, устав от собственной тирады, в изнеможении присела на стул и разрыдалась от безысходности, сознавая бессилие что-либо изменить и сделать.
Саня, оглушенный и опустошенный бурей материнских чувств, выплеснутых на голову, стоял перед матерью и не знал, как поступить.
Уж лучше б она ударила, или высекла, это бы легче перенес; но такой град несправедливых обвинений был намного больнее и обиднее.
Когда же она разрыдалась, полностью растерялся, ему совсем скверно стало на душе.
Саня не мог переносить материнских слёз, он подошёл к ней и тихо, неуверенно, стал успокаивать:
– Мам, ну не надо, я больше не буду так делать. Честное, пречестное слово.
– Уйди, – отрезала мать, – ты меня очень обидел. Я не думала, что у меня растёт такой плохой сын.
Санька, расстроенный, сильно огорчённый таким непониманием, ушёл в комнату, лёг на кровать и тоже заплакал. Он ни как не мог понять: почему она не выслушала, почему не дала даже слово вставить, чем вызвана такая сильная вспышка гнева.
Да, он не был один день в школе, но ведь ни чего же плохого не произошло.
Вон, Димка – булдыжка, по нескольку дней в школе не бывает, симуляет, и ни чего, никто его не ругает, никто его не бранит. Всё ему сходит с рук, а тут, один день сачканул, и на тебе…
– Вот уж правда, если не повезёт, то не повезёт, – успел подумать Саня, погружаясь в успокоительный сон.
Глава четвертая
Прошло несколько месяцев, жизнь Сани с матерью постепенно возвращалась в привычное, размеренное русло.