Шрифт:
Нарушил правила – никому не сказав, отправился сюда в одиночку.
Вот и он. Дом в викторианском стиле: четыре этажа, облупившаяся краска. Эд взбегает на крыльцо, проверяет фамилии на почтовых ящиках: Р. Наваретте, 408.
Входит, пряча дробовик под плащом. Просторный холл, стеклянные двери лифта, лестница. Вверх по лестнице, не чуя под собой ног. Четвертый этаж – никого. Сбрасывает плащ, вперед, к дверям квартиры 408. У дверей останавливается, чувствуя, что не сможет сделать больше ни шагу: вспоминает, как, услышав новости, рыдала Инес – это придает ему сил. Эд вышибает дверь ногой.
За дверью – четверо едят бутерброды.
Джонс и Наваретте – за столом, Фонтейн – на полу. Сахарок Коутс у окна ковыряет спичкой в зубах.
Оружия не видно. При появлении Эда все замирают.
– Вы арестованы! – Он пытается произнести эти слова, но из горла вырывается какое-то сипение.
Джонс вздергивает руки вверх. Поднимает руки и Наваретте. Фонтейн закладывает руки за голову. Сахарный Рэй – нагло, не двигаясь с места:
– Чего хрипишь, гнида легавая? Обоссался со страху?
И тогда Эд нажимает на спуск. Раз, другой – Коутс падает на пол. Отдача отбрасывает Эда к дверям. Фонтейн и Наваретте вскакивают, вопя как резаные. Эд снова жмет на спусковой крючок, давит, прошивает обоих одним выстрелом. Кровь хлещет фонтаном. Эд, шатаясь, протирает глаза – и замечает, что Джонса нет.
Джонс ухитрился проскочить мимо него и бежит к лифту. Эд бросается за ним. Джонс уже в лифте: отчаянно жмет на все кнопки подряд, срывающимся голосом: «Господи Иисусе, пожалуйста… Господи Иисусе…» Стеклянные двери сдвигаются: Эд стреляет в упор, не целясь, и стекло осыпается, на лету окрашиваясь кровью – заряд картечи снес Джонсу голову.
Вопят благим матом за спиной какие-то гражданские. Но Эду плевать. У него больше не дрожат колени: твердым шагом он сходит вниз.
Внизу уже собралась толпа: патрульные в форме, детективы в гражданском. Кто-то хлопает его по спине, кто-то выкрикивает его имя. Чей-то голос над ухом:
– Миллард умер. Сердечный приступ. Прямо в Бюро.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Дождь поливает открытую могилу. После прочувствованной речи Дадли Смита берет слово священник.
По распоряжению Тада Грина на похороны собралось все Бюро. Паркер пригласил прессу: после того как Расса Милларда предадут земле, предстоит небольшая церемония, что-то вроде поминок. Рядом с вдовой стоит Эд Эксли, и фотографы ловят в объектив его красивый тонкий профиль. Бад Уайт не сводит с него глаз.
Всю неделю надрываются заголовки газет: Эд Эксли, «величайший герой Лос-Анджелеса», первый свой подвиг совершил на войне, второй – когда пристрелил троих опасных убийц и их сообщника. Эллис Лоу заявил прессе, что перед побегом все трое обвиняемых признались. О том, что ниггеры были безоружны, никто не упоминал.
Эд Эксли добился своего.
– Прах к праху, – произносит священник.
Вдова начинает рыдать, и Эксли приобнимает ее за плечи. Бад разворачивается и идет прочь.
Сверкает молния, дождь усиливается, и Бад прячется в часовне. Здесь все готово для вечеринки: к аналою и стульям добавился длинный стол и тарелки с бутербродами. Снова молния, оглушительно гремит гром. Бад подходит к окну и смотрит, как гроб опускают в землю.
Прах к праху.
Стенс получил полгода. А Эксли получил Инес – за убийство четырех подонков она ему все простила.
Могильщики принимаются за работу, а скорбящие гуськом тянутся к часовне. Эллис Лоу поскальзывается и хлопается на задницу.
Бад гонит от себя дурные мысли. Думай о чем-нибудь хорошем, приказывает он себе. Например, о Линн. Или о том, что убийцу Кэти Джануэй он рано или поздно найдет. Обязательно найдет. Пусть даже через двадцать лет.
Скорбящие входят в часовню, расставляют по углам зонтики, снимают плащи, рассаживаются кто куда. Бад тоже садится в дальний конец стола. Паркер и Эксли становятся за аналой.
Репортеры, блокноты. Во главе стола Лоу, вдова Милларда, Престон Эксли, прославленный строитель Фантазиленда.
Паркер, в микрофон:
– Дамы и господа, нас собрало здесь печальное событие. Сегодня мы проводили в последний путь замечательного человека и преданного служителя закона. Все мы глубоко скорбим о его безвременной кончине. Смерть капитана Рассела А. Милларда стала огромной потерей не только для миссис Миллард, не только для семьи Миллардов, но и для всех нас. Мне вспоминается фраза, прочитанная много лет назад в какой-то книге, сейчас уже не припомню в какой. Фраза такая: «Если Бога нет, какой же я после этого капитан?» Так вот: есть Бог, ведущий нас сквозь скорби и беды, и капитан Расс Миллард был капитаном у Него на службе.