Шрифт:
– Олеся, спасибо тебе! – сказала она с чувством.
– Не за что.
– Как же это не за что? Ты ради меня жертвуешь своими планами.
– Ерунда! – отмахнулась Леска. – Я вовсе не ради тебя это делаю. Если я уеду, Мольберту придётся посадить тебя на его мотоцикл. И тогда на картине века будет запечатлён не мой чёрный американский красавец, а красно-белый япошка. Я этого допустить не могу.
Нет, Леску не переделаешь. Вероятно, она не любит сладкое, если спешит в каждую бочку мёда чего-нибудь добавить. Пока художник устанавливал этюдник, готовил бумагу и карандаши, Леска поставила перед ним свой мотоцикл.
Когда всё было готово, Наталья оседлала технику. Внимательно оглядев объект предстоящей работы, Мольберт сказал:
– Нет, Наташа, не так. Сядьте на мотоцикл сбоку, как на скамейку. Вот так будет лучше. Далее: одна нога пусть остаётся на земле, а другую поставьте на подножку. Очень хорошо! Теперь руки. Правую руку положите на руль, а левую…
Неожиданный порыв ветра бросил Наталье на лицо прядь волос, и она инстинктивно поправила их рукой.
– Замечательно! – воскликнул Мольберт. – Именно так, Наташа! Именно так! Левой рукой вы поправляете причёску.
Он старательно принялся за дело. По его сосредоточенному лицу было видно, что с этой минуты для него в мире не существовало ничего, кроме этой практически незнакомой хорошенькой женщины и мотоцикла, на который она присела так, как просил художник. Время от времени Мольберт обращался к своей натурщице с предложениями:
– Давайте, Наташа, повернём голову немного влево, – говорил он. – Нет, не так сильно, а совсем чуть-чуть, самую малость. Вот так! Это то, что нам нужно.
Потом он просил её улыбнуться, сделать грустное или задумчивое лицо. добившись желаемого результата, Мольберт восклицал:
– Чудесно, Наташа! Постарайтесь удержать это ощущение. Ваша едва уловимая улыбка с лёгким налётом грусти просто очаровательна!
Наталья охотно выполняла все его пожелания. Она и сама чувствовала, что у неё всё получается так, как надо, несмотря на сильное волнение. Но это волнение, вызванное осознанием важности момента, было очень приятным. Подумать только: художник, чьи картины пользуются спросом и высоко оцениваются, запечатлеет её на своей картине! Эту картину кто-нибудь купит. Новый владелец повесит полотно на видном месте и будет любоваться им и с гордостью показывать своим гостям. И всех их будет интересовать вопрос: кто эта женщина, запечатлённая художником на фоне природы? Но для них она будет не простой кемеровчанкой Натальей Серебровой, а таинственной, загадочной женщиной, имя которой – Незнакомка.
Они вернулись в город вечером. Уже в гостинице Наталья вдруг почувствовала, что смертельно устала. Работа натурщицей оказалась не такой уж и лёгкой, как можно было предположить вначале. А если к этому добавить волнение и напряжение, в которых она находилась всё это время, то неудивительно, что к вечеру она чувствовала себя выжатым лимоном. Наспех приняв душ, Наталья забралась в постель. Но не успела она крепко заснуть, ещё дремота только начала смешивать в её сознании явь и сон, как в дверь постучали.
– Олеся, мне надо с тобой поговорить, – сквозь полудрёму Наталья узнала голос Саньки Кременя.
– Чего тебе нужно? – в голосе Лески слышалась досада.
Кремень немного замялся.
– Давай сходим куда-нибудь. Или просто погуляем. Мне надо кое-что обговорить с тобой наедине.
– Говори здесь, – ответила Леска. – Натаха спит, как убитая.
Такой вариант, похоже, Кременя не вполне устраивал. Но выхода не было. Он спросил:
– Это правда, что завтра ты не едешь с нами?
– Правда.
– Почему?
– Натаха позирует Мольберту. Он не успел закончить рисунок.
– Но ведь позирует она, а не ты.
– Ну и что? Не могу же я бросить её.
– Чушь! – сердито сказал Кремень. – Она не ребёнок.
Леска не ответила. Некоторое время они молчали.
– У вас это серьёзно? – спросил Санька.
Леска вдруг разозлилась.
– А вот это не твоё дело!
Санька усмехнулся.
– В том-то и беда, что моё. Не в свои дела я не лезу.
– О, Боже! – простонала Леска. – Свалился же ты на мою голову. Других тебе мало?
– Таких, как ты, больше нет.
– А зачем тебе такие, как я? Со мной у тебя будет масса проблем. Неужели не боишься?
– Ты же знаешь: я ничего не боюсь.
– Знаю.
Они опять постояли молча.
– Олеся! – вдруг горячо заговорил Кремень. – Не отталкивай меня! Конечно, у нас будут проблемы. Но я отнесусь с пониманием…
– Не отнесёшься.
– Но я постараюсь. Я закрою глаза…
– Не закроешь.
– Олеся, дай мне шанс! Почему ты упрямишься? Разве я тебе неприятен?