Таким образом, государство рассматривало промышленность как находящуюся в своем ведении и управляло ею административными методами. Ничего подобного в странах Западной Европы не было.

Законами Екатерины II эта казенная регламентация была ослаблена, но не ликвидирована. Даже в начале XX в., накануне революции, Россия отличалась от стран Запада большим государственным хозяйством, в составе которого были государственный банк, 2/3 железных дорог, большая часть военной и металлургической промышленности, огромные площади земли, в том числе 60 % лесов. Действовал административный аппарат управления хозяйством, а буржуа в России были людьми второго сорта.

Такой способ производства в свое время К. Маркс назвал «азиатским». [16] При таком способе производства было характерно:

1) преобладание не частной, а государственной или государственно-общинной собственности на землю;

2) сохранение общины и общинных традиций, подавление интересов личности коллективным интересам, что имело следствием «восточную стагнацию»;

3) бесправие жителей страны перед лицом государства.

Проявление этого способа производства характерно и для России, при этом не могла развиться сколько-нибудь прочная группировка самоуправляющихся местных обществ, отстаивающих гражданские интересы торгово-промышленных сословий. Вся история существования сословно-корпоративных, представительных и политических организаций предпринимателей России показывает, что предпринимательский корпус страны обладал набором отрицательных социальных черт, который и определил его судьбу после 1917 г.:

– осознание своей второстепенности по сравнению с дворянством, отсутствие желания превратиться в элиту страны;

– отсутствие общих целей, обоснованных и понятных для людей ориентиров;

– доминирование групповых интересов над гражданскими, противостояние отраслевых групп;

– отсутствие сильных корпораций и партий, организационная слабость;

– отсутствие глубокой интеграции между предпринимательской элитой и массой населения страны.

Отсюда – недоверие масс, идеология бессеребреничества, дискредитация предпринимательства.

А. С. Грибоедов (1795–1829 гг.), писатель и дипломат, знаток русской старины, заметил: «Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, он, конечно бы, заключил из русской противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух различных племен, которые не успели еще перемешаться обычаями и нравами».

Буржуазия не имела опыта политического руководства страной, политической организации общества и, оказавшись в феврале 1917 г. у власти, она не смогла создать свой, буржуазный порядок.

Кроме того, находясь в определенной оппозиции к царизму, буржуазия в то же время была в зависимости от него. Усиленное вмешательство государства в хозяйственную жизнь, его стремление помогать при этом буржуазии ослабляли ее: покровительственные пошлины защищали от конкуренции с иностранцами, казенные заказы служили важным источником доходов. Оппозиционность к власти, которая тебя кормит, не могла быть достаточно серьезной.

Российское общество в целом настороженно относилось к предпринимательству: крестьянство с его общинной психологией и убеждением, что лучше быть бедным, но жить по совести; у дворян по отношению к купцам и промышленникам господствовали сословные предубеждения – «черная кость»; значительная часть разночинной интеллигенции была убеждена, что достичь богатства можно только обманом, грабежом: «в аду не быть, богатства не нажить». По меткому выражению Марины Цветаевой (1892–1941 гг.): «Сознание неправды денег в русской душе невытравимо».

Культ энергичного делового человека, сильной личности не был распространен в российском обществе. Напротив, здесь закрепились (не без помощи популярной художественной литературы и театра, в первую очередь, драматургии А. И. Островского) такие малосимпатичные черты, как непомерная жажда наживы, грубость, самодурство, невежество. Наличие значительных денежных средств, стремление привлечь к себе внимание общества вкупе с отсутствием культуры часто порождало стремление купцов к экстравагантным развлечениям и всякого рода излишествам, «купеческий размах (разгул)» стал в русском языке устойчивой метафорой.

Поэма Н. А. Некрасова «Современники» нередко приводится в качестве обличительной сатиры на горячку пореформенного предпринимательства в России, но при внимательном перечитывании поэмы видишь, что произведение куда интереснее! В нем удивительная конкретность в портретах предпринимателей с точной «привязкой» во времени и одновременно обобщенных. Как известно, прототипы образов – колоритные фигуры: В. А. Кокорев, Н. Н. Сущов, П. Н. Губонин и др. Названные лица изображены в поэме как стяжатели: на торжестве (презентации, как сказали бы сейчас) при обсуждении идей «Центрального дома терпимости» звучат такие речи: