Нынешние историки наших архивов, затрагивая самоквасовский период их обустройства, обычно приводят суждения современников, чаще всего – противников начинаний предпоследнего директора МАМЮ. В начале XX в. страсти по этому поводу действительно разгорелись не на шутку. Как видно из публикуемых ниже документов, Д. Я. Самоквасов действительно гнул свою архивную линию неумолимо, задевая самолюбие своих противников, хуже того – увольняя нескольких способных сотрудников, не желавших выполнять работу по его плану. Но прошло не так много лет, злоба архивного дня поменялась, и многие весьма авторитетные историки и археографы, вспоминая инициативы Самоквасова, отзывались о них весьма хвалебно.

В своём лекционном курсе «История русских архивов», читанном в 1918–1919 гг. на архивных курсах в Москве, Ю. В. Готье говорил: «Вначале перемены в характере описаний архивных богатств возбудили в учёных кружках некоторое недоумение, да более – некоторую и не совсем благожелательную критику; и на самом деле замена обзоров более сухим описанием сама по себе могла показаться шагом назад; тем более что и приёмы описания её вполне выработанные, не были свободны от недостатков. Однако чем далее продвигалась работа, тем более она совершенствовалась. Последние тома описания Разрядного приказа следует признать великолепными образцами учёного описания. Весь Разрядный архив с его многочисленными книгами и бесчисленными столбцами стал доступен и обозрим: учёная работа по столбцам Разрядного приказа, ранее за отсутствием описи почти невозможная, стала одной из самых заманчивых и желанных, доступных в области наших архивов. И это случилось благодаря упорному труду учёных специалистов и историков, труду истинно бенедиктинскому, скромно и незаметно ведённому почти в течение четверти века.

Тихо, без шума было сделано громадное дело, равного которому не скоро найдешь в жизни наших архивов». [14] Среди публикуемых ниже документов немало найдётся фактических подтверждений этого вывода.

Таким образом, содержание этого документального издания примерно в равных пропорциях отражает две испостаси Самоквасова – исследователя и организатора науки. Вопросы археологии и архивистики соседствуют в его пересписке, иногда даже в одном и том же письме. Меньше отразилась в этой эпистолярии история русского права, которую профессор преподавал всю жизнь. Но в отдельных документах представлена и эта тематика, а также проблемы антропологии и этнографии.

Круг корреспондентов Д. Я. Самоквасова весьма широк. В общей сложности он, как видно по найденным пока письмам, далеко превышает сто персон. Соответственно служебному положению автора и адресата писем, в этом кругу встречаются заметные фигуры государственной, общественной жизни России конца XIX – начала XX вв. (к примеру, ряд министров – С. Ю. Витте, В. К. Плеве, Д. С. Сипягин и другие).

Гораздо больше, чем чиновников, в данной эпистолярной коллекции выдающихся учёных того времени, представителей разных отраслей гуманитарного знания в нашей стране и за её рубежами. Среди соотечественников

– археологи В. Б. Антонович, Н. Е. Бранденбург, Н. И. Веселовский, В. А. Городцов, И. Е. Забелин, А. А. Спицын, Д. И. Яворницкий;

– антропологи, причём самые первые русские специалисты в этой области, – А. П. Богданов и Д. Н. Анучин;

– историки И. Д. Беляев, М. М. Богословский, В. И. Герье, Д. И. Иловайский, Н. П. Лихачев и ряд других;

– музейщики и архивисты И. И. Толстой, И.В. и Д. В. Цветаевы; многие другие, менее известные;

– иностранцы, археологи и историки-слависты – поляки Адам Киркор, Готфрид Оссовский; чехи Йозеф Пич, Клим Чермак; кое-кто ещё.

Археологов среди авторов данной эпистолярной коллекции больше всего, что объясняется не только интересами основного адресата публикуемых писем, но и характером образования архивной коллекции, о чём говорится ниже.

По-своему характерны и послания гораздо более скромных особ – историков-любителей, начинающих археологов из российской глубинки, активистов многочисленных учёно-просветительских обществ из различных губерний и областей Российской империи. Словом, тех, кого уже после революции стали именовать краеведами. Все они искали у маститого профессора информационной, моральной, а то и материальной поддержки и практически всегда находили и ту, и другую, и третью.

В целом эпистолярный архив Д. Я. Самоквасова представляет собой как историко-научный, так и социально-психологический срез отношений разных классов, сословий русского общества, представителей отдельных регионов нашей страны к памятникам ее истории и культуры. Эти документы сообщают нам массу поучительной и зачастую новой информации о зарождении на отечественной почве археологии, антропологии, этнографии и прочих дисциплин данного цикла, по различным вопросам просвещения и культуры.

Весьма примечательно, что в оказавшихся нам доступными письмах Д. Я. Самоквасова и к нему почти не находится места для обсуждения бытовых, вненаучных вопросов. Речь в них главным образом идёт об исследовательских замыслах, археологических экспедициях и находках, идеях и планах в связи с ними же, а также об университетских, архивных и музейных занятиях корреспондентов и их знакомых. А повседневный контекст жизни наших корреспондентов, как правило, ограничивается ритуальными поклонами супругам, передаваемыми в конце послания.

Зато и общественно-политический фон всех этих академических штудий очень слабо просматривается в переписке энтузиастов научного познания. Лишь изредка сдержанно посетует её сиятельство графиня Прасковья Сергеевна Уварова на «неспокойные времена» в разгар декабрьского вооружённого восстания 1905 г. в Москве – приходится-де (из-за баррикадных боёв!) перенести заседание Археологического общества; да кто-нибудь ещё из археологов поделится опытом проведения раскопок в крае, охваченном крестьянскими волнениями в тот же период.