По-своему поучительна отражённая в переписке стилистика общения того времени. Современному читателю могут показаться слишком казёнными, «канцеляритными» многие речевые обороты, преувеличенными комплименты начинающих исследователей по адресу их маститых покровителей. Впрочем, порядок общения в ту пору, когда жил Д. Я. Самоквасов, и тех общественных кругах, где он вращался, был таков, что деловые и дружеские послания не слишком отличались по своему стилю. Степень человеческой приязни и близости выражались прежде всего и почти исключительно в открывающем послание обращении: «Уважаемый» – к деловому партнёру (с приставками «много-», "глубоко-» в зависимости от разницы в возрасте и общественном положении автора и адресата письма); «дорогой» – к родному или душевно близкому человеку. Как известно, информационная культура Российской империи носила ярко выраженный эпистолярный характер. Это служило частным выражением её общего логоцентризма и отражала центральную роль почтовой связи в межличностных коммуникациях тех времён. Даже после постепенного внедрения в быт телефона и телеграфа было принято собственноручно письменно уведомлять обо всём том, что впоследствии и особенно нынче доверяют телефону или же просто оставляют без артикулированного внимания при межличностном общении.

Хотя в наши дни почтовая связь всё интенсивнее вытесняется из информационного обихода Интернетом, бумажная переписка, по ряду причин, не скоро ещё полностью отойдёт в область предания. В этой связи обратим внимание, насколько надёжно работала почта в царской России. Письмо или открытка, бандероль или посылка из старой столицы в новую или обратно шли всего два-три дня! Почти никогда не больше. Это прекрасно видно по датам многих из публикуемых писем. Не намного дольше занимал путь почтового отправления из Москвы или Петербурга в губернские или уездные города Европейской части империи. По почте посылались всякие ценности, включая уникальные археологические находки, и участники такой переписки нисколько не боялись за их сохранность (скажем, стеклянные негативы фотографий раскопок Чёрной могилы или украшения из драгоценных металлов после раскопок на Украине). Всего два-три сетования на задержку посылок встречаются в нескольких сотнях писем к Д. Я. Самоквасову, и во всех этих случаях затерянная корреспонденция оказывалась благополучно разысканной в недрах почтового ведомства.

Стоит обратить внимание, что принятые тогда формулировки приветствия и прощания, постановки вопросов и ответов на них в общем отличались удивительной симметричностью по всем направлениям общественной лестницы. Действительный тайный советник обращается к студенту практически в тех же самых выражения, что и к министру или к великому князю. Некоторой интимизации в эпистолярном обращении надо было действительно заслужить и потому она стоила куда дороже, чем в последующие демократические времена. Так, самому Д. Я. Самоквасову потребовалось четверть века верой и правдой работать по планам ИМАО и вместе с его руководителями лично, чтобы в глазах графини П. С. Уваровой превратиться из «милостивого государя» в «любезного Димитрия Яковлевича». А «дорогим Дмитрием Яковлевичем» нашего корреспондента называет в письмах, кроме одного-двух родственников и соседей, только Дмитрий Иванович Иловайский – его единомышленник в политической жизни и науке.

Впрочем, как ни оценивать сегодня эпистолярную стилистику позапрошлого века, она представляет собой одну из граней культуры, своего рода «моментальный снимок» живых отношений людей того времени. В этом я вижу некий дополнительный (к научному содержанию) урок публикуемых документов, их литературное, если угодно, значение.

Письма Д. Я. Самоквасова и к нему выявлены мной в следующих хранилищах (перечисляемых в примерном порядке размеров соответствующих документальных комплексов):

• Отделе рукописей Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ);

• Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), преемнике МАМЮ, затем ЦГАДА;

• Рукописном архиве Института истории материальной культуры (ИИМК) РАН;

• Российском государственном историческом архиве (РГИА) (бывшем ЦГИА);

• Архиве Российской академии наук (АРАН);

• Центральном государственном историческом архиве Москвы (ЦГИАМ; ныне ЦИАМ);

• Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ);

• Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ);

• Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦИАС; бывший ЛГИА);

• Государственном архиве Курской области (ГАКО).

Значительная часть помещённых ниже писем Д. Я. Самоквасова (написанных им собственноручно или же подписанных им после диктовки помощникам) носит сугубо официальный характер. Поэтому они, как правило, стандартизированные по своей структуре, клишированные стилистически – составляли элемент его канцелярского обихода как декана юридического факультета Варшавского университета, затем управляющего Московским архивом министерства юстиции; набело помещались на официальных бланках соответствующих учреждений, со сквозной годичной нумерацией каждой исходящей бумаги. Их черновики (так называемые в канцелярском делопроизводстве «отпуски») сохранились в архивированных фондах соответствующих канцелярий, а многие отосланные беловики оказались, в свою очередь, в составе архивных фондов соответствующих лиц и особенно учёных обществ, государственных организаций, куда были адресованы. Поэтому такого рода послания были легче и в большем числе находимы при архивных поисках.

Другая часть писем писалась в приватном порядке; порой такое личное послание даже дублировало официальное обращение по тому же поводу. Эти письма отложились, как правило, в личных фондах своих адресатов.

Публикуемые эпистолярные материалы сгруппированы в основном по алфавиту фамилий их авторов (или, в редких случаях, названий учреждений, инстанций, куда они отправлялись). Исключения из алфавитного принципа сделаны для писем, чьё содержание прямо связано друг с другом – такие помещены подряд по хронологическому принципу. Опять-таки в редких случаях в подборки последнего рода помещались письма третьих (не Д. Я. Самоквасова и не его адресатов) лиц, если содержание такого письма продолжает или поясняет что-то из основного корпуса публикуемой эпистолярии.

Тексты публикуются согласно правилам современной орфографии. В некоторых случаях сохранены стилистические причуды или архаизмы оригинала. Как в каждый период развития языка, его грамматические нормы в чём-то менялись даже на памяти одного поколения. Применительно ко второй половине XIX – началу XX вв. этот лингвистический люфт осуществлялся по ряду социокультурных причин особенно интенсивно («кардон / картон»; «шалнеры / шарниры» и т. д.).

В большинстве случаев авторы писем датировали их. Где бы ни располагалась в оригинале эта дата – в начале или в конце документа, она вынесена при его публикации в начало. Порой в послании указывались только число и месяц, но по содержанию текста и по его положению в архивной коллекции большая часть такого рода неполных дат дополняется составителем и годом в квадратных скобках (со знаком вопроса, если полной уверенности нет). Те письма, чья датировка остаётся невыясненной, помещаются в соответствующей подборке на то место, которое (более или менее в разных случаях) отвечает их содержанию.