Оцепенение может поглотить человека, что верно, то верно.

– Первые несколько лет были особенно тяжелыми. Сначала в приоритете значилась выписка Трэвиса из больницы, беспокойство о его здоровье. А потом нужно было просто жить дальше, понимаешь?

Маршалл отлично понимал, что она имеет в виду. Такова и его история жизни. Но не каждый может справиться. Временами лично у него опускались руки.

– Что изменилось? Что заставило его уйти?

Эва болезненно поморщилась:

– В год его исчезновения проводили следствие, вызвавшее интерес в средствах массовой информации.

– Несколько лет спустя?

– Судебное разбирательство, полагаю. – Плечи поникли, Маршаллу тут же отчаянно захотелось обнять ее. Она казалась такой хрупкой, он опасался, как бы не рассыпалась на кусочки, если он это сделает. – На нас снова стали оказывать огромное давление.

Маршалл придвинулся ближе к ней, прислонился плечом:

– Твой брат не смог этого вынести?

Эва подняла голову, не глядя ему в глаза:

– Это я не смогла. Отчаянно хотелось понять, что произошло, не могла больше вести себя как ни в чем не бывало, поддерживать папу и заменять Трэвису мать. Притворяться, что все нормально, когда о несчастном случае вспоминали снова и снова.

Маршалл вдруг понял, почему Эва так целеустремленно пытается найти брата.

– Что ты сделала?

– Вернулась в собственный дом, заменила погибшие комнатные растения новыми, навела порядок, выбросила горы рекламных листовок и решила наладить свою жизнь.

– А Трэвис?

– Я их не бросала! – с жаром запротестовала Эва. – Навещала, помогала. Но они мужчины и должны вести себя ответственно. Они согласились.

Маршалл ничего не сказал, но во взгляде явственно читался вопрос.

– Трэву приходилось труднее, чем мы предполагали. Расследование снова разворошило болезненные воспоминания. Ему исполнилось восемнадцать, и эмоционально он все больше отдалялся от нас. – Она покачала головой. – А потом просто пропал посреди следствия. Мы решили, что ему потребовался перерыв на несколько дней, например чтобы развеяться, но прошла неделя, за ней вторая. Через месяц мы заявили о его исчезновении.

– Ты винишь себя.

Ее хрупкие плечи расправились и снова поникли.

– Я не позаботилась о нем.

– Нет, ты заботилась. Много лет.

– Но потом-то устранилась.

– Ты выжила. Это большая разница.

Она посмотрела на него с мукой во взгляде:

– Почему он со мной не поговорил, когда ему было плохо?

Эту тяжесть она носила в душе уже долгое время.

– Восемнадцатилетние парни не любят говорить о своих чувствах. Делюсь личным опытом.

Лицо Эвы исказилось, Маршалл обнял ее:

– Ты не ответственна за исчезновение Трэвиса.

– Люди всегда так говорят в подобных случаях? – Она спрятала лицо у него на груди. – А что, если я все же виновата?

Итак, она до сих пор сомневается. Он поспешил разуверить ее.

– Это не имеет отношения к тебе, а лишь к мальчику-подростку, ставшему свидетелем смерти матери. Которая к тому же являлась алкоголичкой. У меня самого мать тоже не подарок, – признался он. – Что, если бы ты приходила к Трэвису каждый день, а он все равно сбежал бы?

В ее глазах сверкнули слезы.

– Он мой брат.

– Он взрослый человек, Эва.

– Ему было всего восемнадцать. Совсем ребенок. Да еще и страдающий паническим синдромом и депрессией.

– Он ведь лечился, не так ли?

– Да, и тем не менее почему он сбежал?

К этому вопросу они будут возвращаться снова и снова.

– Только Трэвис знает ответ.

Она замолчала и принялась пощипывать обивку дивана. Маршалл собрал посуду на поднос и выставил за дверь номера. Вернувшись, протянул Эве руку:

– Идем.

Она воззрилась на него широко распахнутыми глазами:

– Куда?

– Провожу тебя домой, в автобус. Думаю, тебе лучше находиться в окружении привычных вещей.

Эва не стала спорить, вложила свою руку в его, последовала за ним.

– На самом деле это не дом. И большинство вещей не мои.

Как ни странно, эти печальные слова всколыхнули в его душе надежду. Если она не привязана к автобусу, возможно, у него есть шанс превратиться в часть ее мира.

Сняв ботинок, он поставил его в дверной косяк, чтобы дверь не захлопнулась.