– Я и страдаю. Через тебя. Каждый день.

– Нет, попытайся влезть в мою шкуру.

– Дело же не в том, с какой стороны смотреть.

– И это говорит человек, который изгоняет людей из своей жизни!

На мгновение она решила, что он промолчит, но он человек, а не святой.

– И что это значит?

– Сам отлично понимаешь.

– Эва, я понимаю, как это разочаровывает.

– Неужели, Маршалл? Ты путешествуешь со мной всего десять дней. А теперь помножь на двадцать пять и скажи, как я себя должна чувствовать, когда единственная надежда сворачивает в ближайший бар.

Маршалл поджал губы и несколько раз глубоко вздохнул:

– Ты просто ищешь выход своему гневу, и я подвернулся тебе под руку.

Избавь меня от психоанализа!

– К тебе это вообще не относится. Это касается только меня и Трэвиса.

Она снова посмотрела в сторону паба и крепко сцепила руки.

Теплые пальцы взяли ее за подбородок и заставили поднять голову.

– Ты всегда думаешь только о Трэвисе. Всегда, – с болью произнес он.

Ей не понравилось осуждение в его взгляде.

– Ну, извини, что занимаюсь делом.

Слова прозвучали ужасно грубо особенно потому, что в глубине души она понимала, он не заслуживает подобного обращения. Но неужели он не понимает значимости момента? Его уникальности? Девять месяцев она бродила, как в тумане, без всяких подсказок, и вдруг появляется человек, который, похоже, что-то знает. И этого человека она едва не упустила, отвлекшись на Маршалла.

Она села.

Всю неделю она расклеивала листовки, выставляла щит с плакатами, отвечала на вопросы об изображенных на нем людях, но при этом не проявляла активности. Не пыталась силой всучить кому-нибудь листовки. Произвести впечатление.

Все время сидела и смотрела на Маршалла, а когда его не было рядом, думала о нем. Согласилась с его безнадежной фантазией.

И подвела Трэвиса. Снова.

А теперь едва не упустила единственную зацепку.

Маршалл тоже сел и некоторое время молча смотрел на нее, потом заговорил, тщательно подбирая слова:

– Мне кажется, пришло время остановиться, Эва.

Она и остановилась. Сидела не двигаясь и почти не дыша и просто смотрела.

– Пора вернуться домой. Это путешествие не идет тебе на пользу.

Когда она заговорила, в голосе звучала ледяная холодность:

– Думаешь, лучше сидеть дома и гадать, жив Трэвис или мертв, заботится ли кто-нибудь о нем?

– Целый год прошел.

– Знаю. Я прожила каждый день этого года, и теперь моя миссия близка к завершению.

– Ничего подобного. Ты не была еще в трети страны.

– Где проживает всего десять процентов населения.

– Может, ты и вовсе с ним где-то разминулась. – «А может, его и в живых уже давно нет», – мысленно добавил он, но не осмелился произнести вслух.

– Ты же говорил, что мои действия оправданны!

– И имел свои слова в виду. Я тебя понимаю.

– И?

– Мне ненавистно наблюдать, какое разрушительное действие оказывают на тебя эти поиски.

– Тогда уходи. Никто тебя не держит.

– Все не так просто.

Эва перебила его, не дав договорить:

– Может, тебе не нравится, что я ставлю его превыше тебя? Может, твое мужское самолюбие не в состоянии смириться с ролью второй скрипки?

В глазах Маршалла отразилась боль, и они разом потухли.

– Вот к этому я как раз привык.

У Эвы все перевернулось внутри. Как выбрать из двух дорогих для нее мужчин? Маршалл, по крайней мере, здоров, психически стабилен и в состоянии позаботиться о себе, а Трэвис…

Интересно, где он сейчас?

Эва не сомневалась, что брат нуждается в ней, поэтому, собрав волю в кулак, встала:

– Думаю, будет лучше, если каждый из нас пойдет своей дорогой.

Маршалл поник еще больше:

– Правда?

– Мне было хорошо с тобой.

– Но все хорошее рано или поздно заканчивается?

– Сам посуди, Маршалл, сколько времени нам удалось бы поддерживать отношения? Твоя работа близится к завершению. – Как и ее финансы.

От этих слов, сказанных будничным голосом, его взгляд словно подернулся пленкой льда.

– Ты в самом деле так считаешь?

– В моей душе нет для тебя места, Маршалл. Я должна сосредоточиться на Трэвисе.

– Почему?

– Потому что он во мне нуждается. Кто еще о нем позаботится? – Ей следовало бы делать это лучше.