Шрифт:
– А этот Корин, кто?!
– Понятия не имею. Наверно, какой-то друг моего дяди Павла. Он всегда любил иметь кучу друзей. Теперь вы поняли.
– Довольно убедительная история. А ты хотела бы поехать в город Балту? Ты хочешь найти своего дядю?
– Безусловно, даже прямо сейчас!
– Хорошо. Завтра утром готовься к поездке.
– У меня нет совершенно никакой одежды. Это пальто и эта шапочка стали маленькими, я выросла за это время.
– Я тебя одену, – говорит Роза. – Зайди ко мне утром перед вокзалом, я тебе дам все, что тебе надо.
Я знала, что у Розы огромное количество одежды и обуви, снятых с убитых евреев.
– Спасибо, спасибо за все.
У дверей, перед выходом я слышу, что солдат-почтальон говорит с восторгом:
– Видно, что она получила воспитание, хорошо видно!
Я вхожу в комнатушку моих стариков, ничего им не рассказываю, ложусь на свое «ложе» и не сплю всю ночь.
29.
На следующий день, после этого странного вечера, дверь открылась у наших стариков, на пороге стоял сержант Василиу. Он посмотрел на меня, не говоря ни одного слова. Он поздоровался со стариками и объяснил им, что сегодня я еду в гетто Балты и если они хотят передать какие-нибудь письма, то он готов их взять.
– В двенадцать часов будь готова. Поезд уходит в половине первого.
– Хорошо, – говорю я спокойно.
Сердцебиение. Мысли бешено крутятся в моей голове. Я должна еще попрощаться с людьми, которые помогли мне в этом лагере. Первым долгом – Роза! Я бегу к «швейкам». Роза мне обещала верхнюю одежду. Она открывает дверь.
– Первым делом сними это страшное пальто и эту шапку и выброси это прямо во дворе.
С тяжелым сердцем я расстаюсь со своим пальто и шапочкой. Последние реликвии оставшиеся от дома в Кишиневе. Она посмотрела на мою голову, на мои очень короткие волосики и спросила:
– Ты чиста?
– Да, – отвечаю я. – Вчера я прошла дезинфекцию и меня постригли.
– Кто это сделал?
– Старики, – вру я.
– Хорошо, зайди.
На столе лежит пальто. Очень длинное. Скучного коричневого цвета. Это пальто «городское». Видимо, снятое с плеч какой-то еврейки, которую ограбили и убили. Она торжественно подносит мне платок из тонкой шерсти, белый в коричневую полоску. Она улыбается!
– Видишь, как я тебе все подобрала?
– Роза, что я с этим буду делать?
– Ты повяжешь это на свою голову, вместо этой красной дряни, которую ты носила все это время.
Платок был светлый и даже новый. Я завязываю его два раза, раз сзади и второй на лбу.
– Великолепно! Это тебе очень идет. Хорошего время препровождения в Балте с сержантом Василиу! – саркастически говорит она.
– Спасибо, Роза, спасибо за все.
Роза пристально на меня смотрит и говорит странную фразу:
– Я надеюсь, что ты останешься в живых.
– Почему ты мне это говоришь?
Она помолчала секунду, проглотила слюну и в конце концов ответила:
– Это обычное пожелание, ничего особенного.
Только по прошествии многих лет я поняла, зачем она мне это сказала. Девочек и молодых женщин по пути к новому месту насиловали и убивали.
Я ушла оттуда, оставив ее со всеми ее красотами, «хлеб» остался на столе, я решила, что этот хлеб я больше никогда не попробую. Что могу сказать в скобках, это было преждевременное решение. Я выхожу из дверей и направляюсь на кухню полицейских. Вхожу, страшная жара, у плиты стоит наш повар поглощенный работой. Он оборачивается ко мне и смотрит, разинув рот.
– Это что? Это что? Что это за одежда? Почему ты так опоздала на работу?!
– Я не буду работать. Я пришла только проститься с вами и с другими поварами. Я оставляю это место.
– А! Наконец-то эти дураки поняли кто ты такая на самом деле! И они дают тебе уйти! Я очень за тебя рад! Я тебя поздравляю, девочка! А какая одежда! Наверно Роза.
– Правда, – говорю я. – Роза!
– Эта жидовка, – прибавляет он с восхищением.
И после этого фраза, которую я не смею опубликовать…
Я не отвечаю.
– А куда ты идешь? Куда, куда?! – спрашивает второй повар. – Куда ты едешь? С кем? И каким образом? Посмотрите на нее, какая она красавица в этом пальто. Просто большая! Это что, ты выросла со вчерашнего дня?
– Наоборот, – смеюсь я. – Я не выросла, потому что вчера я совсем ничего не ела.
– Иди сюда, иди скорее! Я тебе дам кушать! Для тебя – все! Садись, милая, кто же теперь будет читать мне письма моей жены?
– Ничего, – говорю я. – Война кончится, и ты поедешь домой, и тебе не нужно будет никаких писем!