Она заходит в лавку зеленщика, покупает три яблока. Так себе яблоки, прошлогодние, кожура слегка сморщилась, но она чувствует, что должна принести что-то в знак примирения. Продавщица забирает одно яблоко, показывает гнильцу на боку, кладет яблоко получше. Все это молча. Понимающие кивки и щербатая улыбка.

Мужчины в длинных черных пальто и широкополых черных шляпах, маленькие востроглазые женщины. Шали, длинные юбки. Ломаная речь. Не пялятся, но ничего не упустят. Она слишком заметна – великанша. И ноги на виду.

Вот и галантерея, о которой он говорил. Она секунду смотрит на витрину. Модные пуговицы, атласные ленты, тесьма, шнуры, блестки – сырье для сказочного реквизита из журнала мод. Должно быть, чьи-то пальцы здесь пришивали горностаевый мех на её вечернюю шифоновую накидку. Контраст лёгкой ткани и густой звериной шерсти для кавалеров притягателен. Нежная плоть, и вдруг кустики.

Его новая квартира – над булочной. Вход сбоку, и вверх по лестнице, где пахнет приятно. Но слишком сильно, ошеломительно – забродившие дрожжи теплым гелием ударяют ей в голову. Она так давно его не видела. Почему она медлила?

Он здесь, он открывает дверь.

Я принесла тебе яблоки, говорит она.

Через некоторое время предметы вокруг вновь обретают форму. Вот его пишущая машинка, шаткая на крошечном умывальнике. Синий чемодан, на нём умывальный тазик. На полу скомканная рубашка. Почему разбросанные вещи всегда символизируют желание? Его вывернутые, порывистые формы. Так выглядят языки пламени на картинах – оранжевая ткань, отброшенная, летящая. Они лежат в кровати – огромной резной конструкции красного дерева, занимающей почти всю комнату. Привезенная издалека, на свадьбу подаренная мебель, должна была служить всю жизнь. Вся жизнь – каким глупым кажутся сейчас эти слова; как это бесполезно – долговечность. Она режет яблоко его перочинным ножом, скармливает ему дольки.

Я бы мог подумать, ты пытаешься меня соблазнить.

Нет – просто поддерживаю в тебе жизнь. Откармливаю, а съем потом.

Какая извращенная мысль, юная леди.

Да. Твоя. Не говори, что забыл о покойницах с лазурными волосами и глазами, точно полные змей глубокие колодцы. Они бы тобой позавтракали.

Если им позволить. Он снова тянется к ней. Ты где пряталась? Столько недель уже.

Да. Подожди. Я хочу что-то сказать.

Это срочно? – спрашивает он.

Да. Да нет. Нет.

Солнце клонится к закату, тени от штор ползут по кровати. Голоса на улице – говорят на незнакомых языках. Я запомню этот день навсегда, говорит она себе. И тут же: какие ещё воспоминания? Сейчас ещё не потом, пока сейчас. Ничего не кончилось. Я додумала историю, говорит она. Следующую часть.

Вот как? У тебя свои идеи?

У меня всегда свои идеи.

Отлично. Послушаем, ухмыляется он.

Хорошо, говорит она. Последнее, что нам известно, – девушку и слепого юношу везут на встречу со Слугой Радости, вождем варваров-завоевателей, Народа Опустошения, потому что в наших героях подозревают божьих посланцев. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Ты что, и впрямь слушала всю эту чепуху? – удивляется он. Ты правда все помнишь?

Конечно. Я помню каждое твое слово. Они оказываются в лагере варваров, и слепой убийца говорит Слуге Радости, что у него есть послание от Непобедимого, но передать его можно лишь с глазу на глаз, только при девушке. Поскольку не хочет выпускать её из вида.

Он не видит. Он же слепой, забыла?

Ты меня понимаешь. И Слуга Радости говорит: хорошо.

Он не может просто сказать хорошо. Он произнесет речь.

Такие вещи мне не даются. Трое уединяются в палатке, и слепой убийца объясняет, в чем состоит план. Он расскажет, как проникнуть в Сакел-Норн, не осаждая город и не теряя людей – то есть, варваров. Нужно послать двух воинов – он скажет им пароль (как ты помнишь, он его знает); попав в город, они сплавят наружу через арку веревку. Свой конец привяжут – к каменному столбу, например, – и ночью отряд сможет попасть в город под водой, держась за веревку. Там они обезоружат часовых, откроют все восемь ворот и – бинго!

Бинго? – смеется он. На Цикроне так не говорят.

Ну, значит, «дело в шляпе». И тогда они могут убивать всласть, если им хочется.

Умно, говорит он. Очень хитро.

Да, соглашается она. У Геродота было или ещё у кого-то. Падение Вавилона, что ли.

Сколько у тебя пустяков в голове, замечает он. Но это же, наверное, сделка? Не могут же наши молодые люди вечно изображать божьих посланцев. Слишком рискованно. Рано или поздно допустят промах, ошибутся, и их убьют. Надо бежать.