Шрифт:
Они посмотрели друг на дружку, потом себе под ноги. И… сцепились пальцами. И пошли с опущенными головами. Но Винцент Аркадьевич поймал момент, когда они опять украдкой встретились взглядами – с промелькнувшими улыбками.
Потом Винцент Аркадьевич поместил все три снимка в длинную горизонтальную рамку под стекло. И поставил “триптих” на своем столе. В середине был снимок, где они идут рядышком; слева – где Зинуля замахнулась жирафом, а Вовка дурашливо вжал голову в плечи и закрылся ладонями; справа – где они сидят в кресле спокойно, слушают про Виньку. На Зинулиных коленках все же получились солнечные зайчики, но не очень яркие, снимок не портили.
Но все это было позже. А в тот вечер Вовка напросился в гости. Сказал, что мама и бабушка ушли на чьи-то именины, а ему одному дома неинтересно.
Винцент Аркадьевич напоил Зинулю и Вовку молоком из картонного пакета, а потом рассказал о представлении в Летнем театре на рынке. О “Человеке-невидимке”.
2
За день до возвращения Клавдии и Андрея Зинуля и Вовка тоже устроили представление. Тоже с человеком-невидимкой.
В прихожей и в комнате у Зинули они возились часа два. И все это время просили Винцента Аркадьевича не выходить из кабинета.
А когда он по их приглашению вышел – зажмурился. В глаза ему светили с порога Зинулиной комнаты две яркие настольные лампы. За ними был мрак.
Винцент Аркадьевич догадался, что “мрак” изготовлен из черного одеяла, которое Вовка притащил из дома, и черных же штор – ими завешивались окна, когда надо было печатать фотографии.
Звонкий, но зловещий голос донесся из темноты:
– Сядьте на стул и не двигайтесь! И смотрите внимательно!
Винцент Аркадьевич послушно сел. На сцене (то есть в проеме двери) появился артист Владимир Лавочкин – в полосатом халате и в чалме из полотенца. Неловко поклонился и по-турецки сел на табурет. Поднял похожую на указку палочку. Она была, без сомненья, волшебная. Потому что тут же из темноты возник деревянный орел (который обычно стоял на платяном шкафу). Он описал над Вовкиной чалмой круг и пропал.
Винцент Аркадьевич поаплодировал
Затем полетали в воздухе два мяча. Человек-невидимка жонглировал не очень профессионально, однако мячи не уронил ни разу.
Вовка сошел с табурета и сделал палочкой приглашающий жест. На табурет вскочила длинноногая плюшевая обезьяна Мокки – любимая Зинулина игрушка. Она исполнила акробатический этюд, а потом какой-то современный танец – под бряканье и вяканье портативного магнитофона.
Винцент Аркадьевич уже пригляделся и различал иногда позади обезьяны тощую фигурку в черных колготках и свитере и, видимо, в черном чулке на голове. Он был уверен, что это Зинуля. И очень удивился, когда она в конце “обезьяньего” номера тихонько подошла сзади и спросила:
– Ну как?..
– Очень неплохо… Но кто же там все это делает?
– Как кто? Человек-невидимка!
Зинуля была в обычной полосатой кофточке. Она осталась рядом с дедом, когда обезьяна Мокки раскланялась и уковыляла “за кулисы”. А концерт продолжался.
Куклы Барби и Джон лихо исполнили сценку из американского фильма. То есть подрались. И при этом говорили ненатуральными голосами:
– Дорогая, с тобой все в порядке?
– Да, дорогой, сейчас я тебя застрелю!
Винцент Аркадьевич смеялся и аплодировал снова. Но почему-то не отступала беспокойная мысль: “А кто же все-таки этот человек-невидимка?”
Леночка Косицкая?
Но она утром уехала из дома. Винцент Аркадьевич сам видел из окна, как семейство Косицких погрузилось в свой зеленый “Жигуль” и явно отправилось на дачу.
В общем-то ничего загадочного. Зинуля могла пригласить любого из одноклассников или приятелей со двора. Она девица контактная…
После “американцев” было еще несколько фокусов, в том числе пузатый летающий самовар, который Вовка тоже притащил из дома. Самовар рассердился на “волшебника”, грозно летал над его головой и наконец стукнул его медным пузом по чалме. “Волшебник” брякнулся с табурета, задрав ноги в кроссовках китайского производства.
Это был последний номер.
Вовка встал и сказал, что благодарит зрителей за внимание. И добавил:
– Вы, конечно, знаете, что человеков-невидимков не бывает. Здесь просто обыкновенное колдовство, вот и все.
Винцент Аркадьевич зааплодировал с новой силой и выразил горячее (пожалуй, даже слишком бурное) одобрение. После этого ему было предложено удалиться к себе.
Тайну человека-невидимки ему так и не открыли. И он не настаивал. Прилег на диван и улыбался, старый дурень, баюкая в себе тайную мысль, что там был… Глебка.
Ну, что поделаешь, если хотелось так думать? Все равно об этом никто не узнает, а себя стесняться не имело смысла.
А Глебка… он как в прежние времена, присел на край постели и тихонько дышал рядом.
“Ты, главное, не забывай, как был Винькой. А то нам трудно будет узнать друг друга…”
“Я не забываю…”
“Почаще рассказывай ребятам…”
“Я рассказываю. И пишу. Про Рудольфа, про Ферапонта и Петра Петровича мне вспоминать хочется даже больше, чем про всяких лауреатов и академиков, с которыми встречался потом…”