Все органы чувств. Ты и налево видишь, и направо видишь, и вперед видишь, и назад видишь. И вот боковым зрением я вижу, что Маланг держит на весу автомат. А у меня в голове вертится: что-то он сейчас будет делать, что-то он выкинет. И точно – он внезапно из автомата полрожка в землю выдавил. И на мое счастье, я не вздрогнул. Вот тогда он поверил, что я глухонемой, и забрал меня к себе. Ел вместе со мной, а его охрана рядом, но отдельно. Маланг держал меня при себе.

– А зачем он вас при себе держал? Не доверял?

– Я не думаю, что он мне не доверял. Просто Аллахом обиженный, глухонемой. А там так, если ты приютил такого, то Аллах тебе это зачтет. То есть он просто зарабатывал таким образом очки перед Аллахом. И так было дней двенадцать или четырнадцать. Банда у него была в триста шестьдесят человек. Как-то мы сидели и ели, а он ел обычно лежа, опираясь на одну руку. И я тут тихо произнес: «Маланг, Маланг. – у него чуть глаза из орбит не выскочили, схватился за автомат, я ему тихо так говорю: «Спокойно, Маланг, спокойно, спокойно…» – и какое-то время я его успокаивал. Потом он пришел в себя, успокоился и тоже тихо мне говорит: «Кто вы такой? Что вам надо?» Тогда я ему открытым текстом и говорю: «Я – советский полковник».

После этого я пробыл у него еще два дня и потом ушел, он меня отпустил. Потом он приходил ко мне в часть, а кончилось это тем, что вся эта железная банда Маланга перешла на сторону революции. Это был первый случай бескровного перехода.

Что тогда поднялось – все наше начальство слетелось в Афганистан. Даже адмирал Сорокин прилетел! Долго со мной беседовал. Расспрашивал о банде Маланга, о деталях, до мелочей. И тогда он мне сказал: «Вы будете заниматься только этим направлением. Только максимальная бдительность. Это будет вашим главным направлением работы».

– Мол, давайте, идите в следующую банду.

– Да. Но должен сказать, что адмирал Сорокин отнесся ко мне так же, как и главный военный советник генерала армии Сорокин, однофамилец его, с большим вниманием. Я им всю жизнь буду благодарен за это внимание ко мне. И им, и генералам Клименко, Мануйлову, Кизюну. Затем была другая банда, и следующая банда, и следующая.

И так у меня было одиннадцать банд, переведенных без единого выстрела на сторону революции. И везде я был глухонемым.

Потом неожиданно меня вызывают Сорокин и Клименко и говорят, что получены разведданные, по которым противник знает обо мне, дано указание захватить меня. То есть мне надо немедленно покинуть Афганистан. На второй день я уже был в Ташкенте. Вернулся в Москву, поехал отдыхать с женой в подмосковный санаторий, через три дня звонок. Звонит маршал Советского Союза Ахромеев: «Ну как отдыхается?» – «Нормально, товарищ маршал!» – «Вы не могли бы подъехать?» Что значит «не могли бы», я – военный. Я говорю: «Я сейчас выезжаю!» Он говорит: «Тогда я высылаю машину!»

И я поехал к министру обороны маршалу Советского Союза Язову. Он мне говорит: «Ким, надо возвращаться». И меня повторно закинули туда. Был я там примерно до выхода наших войск из Афганистана. Делал я там то же самое, но в других провинциях, где-то был глухонемым, где-то нет. Это зависело от того, куда я иду и с каким заданием.

– Были сложные случаи?

– Конечно. Иду я Паншерским ущельем, остановили меня, подвели к главарю банды, а здесь река течет, берег ее, мостик, рядом – афганские пленные. Человек десять-пятнадцать. Они сидят, берег крутой, высота метра четыре. Я объясняюсь как глухонемой. В это время из банды подошли к пленным, взяли одного за руку, подвели к берегу, и главарь банды в упор расстрелял его из автомата. Потом следующего подвели. Так всех и расстреляли у меня на глазах.

– Ахмад-Шах Масуда видели?

– Я получил от Ахмад-Шаха Масуда два письма. Это был талантливейший командир. Интересные письма. До своего первого выступления против государственной власти он же побывал в Палестине, и оттуда он перенял некоторые приемы борьбы. У меня есть от него два письма, в которых он обрисовывал ситуацию. Я отвечал ему, происходил негласный обмен мнениями. Я отвечал ему исправно. Я уважал этого безмерно храброго человека. Достойного врага тоже надо уважать. Он заслуживал этого.

– А были забавные случаи?

– Забавные? Ну, они же потом выглядят как забавные, а когда они на самом деле происходит, тогда просто пот прошибает.

Вот однажды было что. У меня был и сейчас есть маленький Коран, но это полный Коран, мелким типографским шрифтом сделанный, он помещен в металлическую коробочку с откидной крышкой. Как-то в нашем журнале я увидел фотографию Гундаревой. Я очень уважал и любил эту актрису, и надо было быть идиотом Цаголовым, чтобы так поступить: я вырезал ее фотографию и положил в Коран.