Особое значение приобрела ложь. Ее не знают биологические организмы (растения, животные). Следовательно, ложь – явление разума и его странного проявления как враждебности к себе подобному. Даже всезнающая Библия, как мы уже упоминали, не может объяснить, почему Каин убил Авеля. Много десятков веков прошло до тех пор, когда разум начал понимать, что во имя сохранения человеческого рода надо бороться с жестокостью и обманом, которые принесла свобода духа. Она развила лицемерие, показав этим упорство в существовании лжи и достигнутых при ее помощи целей. Причиной стала неразвитость человека, принимающего обман за правду.

История останавливается на таких проявлениях, как войны и нередко считает их положительными явлениями, несущими такие качества как храбрость, доблесть, отвага. Эти ценности имели вес в борьбе человека с человеком и несли ограниченное удовлетворение, а в итоге безвыходность. Поэтому растущий разум не мог их рассматривать как нечто положительное. Избежать этих наклонностей было невозможно, и они совместно с разумом влияли на понимание природы человечества и логику его развития. Чувственная сила десятки веков шла впереди и требовала от разума находить для нее положительное основание. Это уродовало натуру мыслящего существа, но и в этом состоянии он подспудно развивал свой ум, открывая при его помощи удивительные возможности в области понимания природы и доброй власти над ней. Особый нравственный смысл приобрели точные науки. Они не только продвигали знание, но и воспитывали человека в духе правды.

Интеллект двигался трудным путем.

Материальное бескорыстие противоречит соблазнам, которые при своем развитии открывают новые возможности чувственного удовольствия. Как уже было сказано, они способны развращать человека. В ассортимент таких возможностей входит гипертрофированное корыстолюбие и честолюбие. Мы обращаем на это особое внимание, потому что свойства этого вида зла, обладающие силой, целеустремленностью и решительностью. Они могут быть использованы добром, если следовать логике гомеопатии (лечить подобное подобным). Тогда у человека появятся необходимые для борьбы злость, прямота, резкость, придающие доброте мощь, лишенную боязни оскоромиться. Тогда можно превентивно ограничить насильников. Задача в том, чтобы суметь отличить зло от добра, не дать злу притвориться добром, не дать злости перейти пределы необходимой обороны и превратиться в зло.

Мы смешиваем веру в добро с религией и ее хранителем – институтом церкви. В момент своего появления храм имел гуманитарное значение. Он вместе учил неразвитых людей первоначальной морали. Позднее человек стал разбираться, что мораль – это духовная сила. Одухотворенному человеку становилось все более понятно, что церковь – не что иное, как желание получить нечто большее, а именно возведение веры в некую материальную систему, влиятельную своей ощутимостью, вещественностью и наглядностью. Заметим: вера в видимое, вместо веры в невидимое (в моральное начало), – это пережиток язычества. Религия, как метод воспитания моральных начал, стала напоминать некий неоязыческий обряд. Он не мог капитально влиять на людей.

Участие в церковной службе стало малоосмысленной привычкой. Она содержала личные проблемы и надежду на их мистическое разрешение. Забывалось, что истинная вера может пребывать только в человеке, а не в его окружении. Поэтому она отвергает вещь и все, что связано с мирской суетой. Если кого-то посещает божественное начало, то ответ человека должен быть не в поклонении ликам святых и свиткам заповедей, не в благодарности, не в молитве, не в обряде, а в достойных делах человеческих. Ни в чем другом божественная сила, а значит, и принявший ее человек, не нуждаются.

Так рождалась новая культура, в которой храмовое начало играло свою положительную роль. Его вещественные атрибуты символизировали основную мысль, что дела человеческие с момента их появления зависят только от самого человека. Чувство Бога – это чувство всемирной опеки в добрых делах. Поэтому важен разум и внимание к текущей жизни – источнику вечно нового опыта, который требует свежего взгляда на основе усвоенных начал. Убежденная, что ее вещественные образы вечны, канонизированная религиозная процедура с трудом учитывала новейший опыт человека, считая его чем-то наносным. Американский философ Г. Торо писал в XIX в., имея ввиду религиозных пророков: «Старость не столько получила, сколько утратила… Ее опыт слишком ограничен. Передо мною жизнь – опыт, почти не испробованный мной, но мне мало толку оттого, что они его проделали» (книга «Жизнь в лесу»).

Не учитывать естественную эволюцию человека, черты его натуры сегодня – значит не суметь понять причины конфликтов между современными людьми и не противостоять им. Сегодня человеческое существо стало сложнее, жизненный опыт богаче. Религии, основанные на многообразии толкования истоков веры, не в состоянии разобраться в этом хаосе и потому запутались в словесных и обрядовых условностях. Они не смогли помочь спастись ни от одной войны, тем более в страшном XX веке.

Религия, оформленная в храме, превратилась в некое музейно-экзотическое действо, почти не наполненное сиюминутным содержанием. Цель его – напоминать о далеких временах, когда человек был проще и чище. Традиционное богослужение стало явлением ностальгии, дающей какую-то разрядку накопленным отрицательным впечатлениям человека. Не слабо ли такое проявления веры в Бога? Не говорит ли оно еще раз о том, что сегодня, как и многие века назад, человек гол и беззащитен перед жизнью, а церковь только сочувствующе взирает на него, не в силах помочь.

Тупик, в который зашла мысль еще в древние времена, был выявлен и отражен в Откровениях Иоанна Богослова. Эта глава Нового Завета – последняя. Значит, заключительная по жизненным впечатлениям и выводам автора. Она отражает растерянность чистого человека перед собственной греховной природой, непонятной для него, воспитанного первоначальной безгрешностью. Глава полна ужаса, и автор не находит другого выхода, как обратиться к образам возмездия, называемого «Страшный суд».

Приговор такой инстанции вероятен. Но с поправкой: человечество нуждается в собственном понимании и суде, который не просто устрашит, но и вразумит его. Ведь только пугать человека – это еще один путь к неволе, к злу. Прежде чем обратиться к этой проблеме, примем во внимание опыт поколений, живших после библейского Богослова.