Столь двойственное появление натуры продолжало развивать ложь как неизбежное облегчение такого существования. Правда стала доказываться через неправду. В этом случае она выглядела не так страшно.

То же произошло с пищей. Из биологической необходимости она стала средством развития особой чувственности. Отсюда утонченная кулинария, алкоголь, курение, наркотики как растительный и химический продукт.

Достижения в умственной деятельности также стали целью получения притягательного ощущения. Это было бы неплохо, но все свои усилия и возможности человек оценивал согласно вкладу в копилку новых удовольствий. В результате продолжали воспитываться неприродные, снова извращенные тягой к чувственности свойства натуры: сладострастие, честолюбие, тщеславие. Никакие живые существа не знают этого. Они в своей среде неосознанно нравственны. Даже крокодилы. Человек, в противоположность зверю, осознал на каком-то этапе спасительное значение моральных ограничений как гарантийной основы своего перспективного существования. Явилось ли это чем-то высшим? Несомненно! Но надо помнить, что подобная роль разума требует высокой ответственности за владение им. Иначе ум наказывает человека.

Привлеченная такими возможностями, натура человека претворила нравственность в конкретное чувство совести. Именно оно учило человека самоограничению после истребления миллионов себе подобных в войнах и преступлениях. Все они отнюдь не вызывались стремлением добыть нечто крайне необходимое, а стали следствием избыточных или извращенных интересов, приводили к временному успеху за счет существ, себе подобных, и умножали понятие зла. Напомним: зло – фактор человеческий. Это косвенный продукт развития разума.

Очень медленно такое понимание входило в умы под названием греха, и только много веков спустя стало сказываться на поступках человека. Произошло это не потому, что дидактическое моральное начало взяло верх, а потому, что развитый эгоцентризм с его техническими возможностями явил угрозу существования всему роду человеческому. Ум показал, что он может приводить не только к положительному результату. В то же время вдумчивый расчет воспитывал справедливый подход ко всему окружающему. Умственное начало очень медленно становилось результативнее чувственного.

В этом мы видим характер приговора Страшного Суда, как мы его понимаем сегодня. Он вряд ли «страшный», поскольку его цель в пробуждении разума на новой ступени его развития и выведении человека на правильный путь. Ах, если бы все суды имели возможность преследовать такую цель!

Возникшее рациональное мышление явилось, на первый взгляд, шагом возврата к природному спасительному началу, и в то же время движением вперед, к осознанию такого начала и его возможностей развитым человеком. У него, по меньшей мере, открылись глаза на мир. Его ум стал более просвещенным, а значит, он стал видеть все, на что может быть направлен. А это и есть воспитание. Такая натура смогла стать основой для развития разума в еще не познанных направлениях. Желание удовольствия не умерло. Оно стало находить более осознанные и потому оправданные источники его получения.

Понимать это как всеобщее развитие сегодня еще нельзя. Конфликты по мере роста двух сторон человеческой натуры нарастают.

Нравственный кризис дал себя знать в разном понимании этого. Возрастало значение не только «золотой середины», а уже пережитых крайностей, к примеру, национальной принадлежности и национальных квартир, в которых хочет уединиться человек. Он находит здесь еще один способ преобладания чувства над умом, получает от этого удовольствие и не всегда замечает, что его собственная индивидуальность обедняется, уступая место этнической, религиозной или политической замкнутости (ксенофобии). Национальная или религиозная колыбель способна взрастить человека, но если в дальнейшем он захочет развить свою человеческую сущность, свои таланты, то неминуемо выйдет за милые, но узкие рамки своей колыбели. Так бывает и при росте младенца. Граф А. К. Толстой в свое время сказал: «Я не принадлежу ни к какой стране – и принадлежу всем. Моя плоть русская, славянская, но душа общечеловеческая».

Первородные признаки – остаточное звено в общечеловеческой деятельности, некое теплое воспоминание, но не решающее. Сохранение их на первом плане в зрелом возрасте может означать намерение не входить в общую семью народов, сохранить свою ограниченность (провинциальность) и одновременно усилить снисходительность к худшим членам своей национальной семьи. Так это делается в национально-сплоченных человеческих коллективах. Подобная избирательность может вести к ослаблению внимания к отдельной личности во имя нации в целом. В итоге это может приводить к националистическим и тоталитаристским заблуждениям, главным результатом которых является жестокость и ложь.

Поучителен опыт Израиля. Его возникновение стало следствием угрозы существованию нации, ранние представители которой были первоносителями космополитического человеколюбия. Вспомним: «Нет ни эллина, ни иудея» (Послание римлянам апостола Павла). Оно говорит о единстве морали людей. Вспомним также, что такие творцы-евреи, как Спиноза, Марк Твен, Гейне, Эйнштейн, Ландау и другие чувствовали себя свободными от сектантского иудаизма и его порочной заповеди: «Евреи – избранная Богом нация». Иудаизм гордится, что его представители первые провозгласили заповеди «Не убий» и др. Мы уже разъяснили, что это говорит не об избранности, а об истоке общего для всех ручья. Освобождение от национальной исключительности помогает людям добиться победы своей индивидуальности в равном состязании со всеми и для всех.

Существуют явления, выпадающие из законов состязания. Это – движения души, такие, как любовь, эстетическое чувство. Они глубоко индивидуальны для некоторых, а для других порой непонятны, даже алогичны. Любовь жаждет интимной близости, а эстетическое чувство – взаимопонимания. Все это тоже можно охарактеризовать как взаимообмен, только вне денежного контроля.

Строгие блюстители нравственности, вас можно поздравить! Сии чувства не выработаны человеком, а даны ему первозданной природой и утверждены разумом. Обмен такого рода – избирательный только по духовному и сердечному велению, по симпатии, то есть по индивидуальному складу души, обогащенной знанием. И здесь задача – не продешевить, на сей раз из высоких душевных побуждений, которые иной раз могут обесцениваться. Как акции и деньги. Мы напоминаем об этой вечной аналогии и потому не оскорбительной.