– До старта ещё час двадцать, – поправляя очки на полноватом лице, объявил Ковригин. – Иди регистрируйся, а потом мы тяпнем с тобой коньячка, и я тебе расскажу то, что пока могу рассказать.

– Надо же! – восхитился я. – Первый раз ты хочешь мне сам что-то рассказать. Да уж, по этому поводу, действительно, стоит тяпнуть коньячка!

– Ситуация уж больно неординарная, – объяснил фэсбэшник. – И мы заинтересованы в правильном её освещении.

– Вы всегда заинтересованы в правильном освещении любой ситуации, – усмехнулся я. – Но предложение, разумеется, принимается с удовольствием.

Странно устроен человек, а в особенности журналист. Казалось бы каких-то пару-тройку часов назад я искренне размышлял о том, что пора бросать газету и, в силу кардинально изменившихся обстоятельств, заняться чем-нибудь более серьёзным, основательным, возможно, интересным и – несомненно! – прибыльным, но, как только пахнуло острым и горячим, забыл обо всём и, словно хорошая охотничья собака, опять готов идти по следу хоть к чёрту на рога. Или это не азарт, а просто выработанный с годами профессионализм не даёт увильнуть в сторону и заставляет довести дело до конца? Но ведь тот же профессионализм пополам с опытом подсказывает, что за одним делом тут же следует другое, не менее важное – и так до старости.

Ладно, подумал я, подходя к стойке регистрации, ещё разок – и всё. В конце концов не каждый день террористы АЭС захватывают….

Народу в аэропорту, несмотря на ещё длящуюся пору отпусков, было немного. Мы сели за столик в пустующем кафе, заказали кофе и одновременно вытащили из внутренних карманов курток почти одинаковые двухсотпятидесятиграммовые, забранные в коричневую кожу, металлические фляжки.

– Во как! – восхитился Ковригин. – Приятно осознавать, что кто-то думает так же, как ты сам. Ну, за хороший конец.

– Во всех смыслах, – поддержал я.

Мы стукнулись флягами и сделали по глотку. Принесли кофе.

– Рассказывай, – предложил я, доставая блокнот и ручку.

Оказывается террористы захватили АЭС ещё в пять часов утра. Самое удобное время. Ночь уже прошла, день ещё, как следует не начался, доблестная охрана полуспит-полубодрствует, а ночная смена устала и тоже находится в изрядно расслабленном состоянии. Впрочем, охрана, на самом деле оказалась доблестной и оказала сопротивление. В результате огневого контакта четверо террористов погибли и несколько были ранены. Охрана же потеряла девять человек убитыми, одиннадцать ранеными и в конечном результате была разоружена и взята вместе с обслуживающим персоналом станции в качестве заложников.

– Это не обычные бандиты, – говорил вполголоса Ковригин, перегнувшись ко мне через стол. – Сработано очень и очень профессионально. Несомненно, они прошли отличную подготовку. И вообще, судя по всему, долго и успешно воевали и в первую и во вторую чеченскую и, возможно, где-то ещё. Так что охране, даже такой боевой, как на Ростовской АЭС, было не устоять. Во-первых, любая, даже самая подготовленная охрана, – это всё лишь… охрана. Во-вторых, как всегда, фактор неожиданности….

– Этот фактор неожиданности можно обозначить по другому и одним словом, – усмехнулся я. – Прошляпили. И не охрана, а именно ваша контора. И вообще. Разве на подобных объектах расположена ВОХРа? Разве не спецчасти МВД? Особенно на юге, где Чечня под боком!

– Мы не боги, – слегка поморщился Ковригин. – Всего знать и предвидеть не можем. А насчёт МВД… Не для печати. Кое-кто за это ответит, поверь. Потому что буквально за четыре месяца до сегодняшнего дня спецчасть, как ты говоришь, и заменили ВОХРой. Очень профессиональной, повторяю, и обученной. Но ВОХРой.

– Как интересно… – протянул я. – И кто же отдал такое замечательное распоряжение?

– Узнаешь со временем, – буркнул Ковригин. – Говорю же, – не для печати.

– Можно подумать, что ты у меня единственный источник информации. А если я об этом узнал от кого-то другого? Уже там, на месте?

– Ради бога. Я же не запрещаю тебе эту информацию печатать. Я только говорю, что получил ты её не от меня.

– И то хлеб, – вздохнул я. – Слушай, Саша, я ведь никого не обвиняю. Пока. Просто всякий раз зло разбирает. Кашу-то лучше совсем не заваривать, чтобы потом расхлёбывать не пришлось.

– А она все равно заваривается, да? Нам, поверь, тоже не сладко и все разборы полётов ещё впереди. Эх, чую, полетят головы и звёздочки с погон…. В общем, сколько их, террористов этих, мы пока в точности не знаем. Думаем, что-то около сотни. Предполагаем также, что взорвать все четыре реактора они способны. Если, как они утверждают, мины уже установлены, то мощности их, поверь, с лихвой хватит, чтобы разнести к чертям, входные камеры реакторов, трубопроводы и даже внешнюю защитную гермооболочку. А она, между прочим, выдерживает землетрясение до семи баллов, прямое попадание самолёта весом в 20 тонн на скорости 700 км/час и избыточное давление до 5 атмосфер. Не считая ураганов, пыльных бурь и прочих смерчей с наводнениями. Можешь себе представить, что будет, если они взорвут все четыре активные зоны и внешнюю гермооболочку впридачу? Я тебе скажу. Будет сразу четыре Чернобыля. И даже ещё хуже.

Ковригин замолчал и нервно отхлебнул из фляги. Я пропустил и спросил, закуривая:

– Саша, а вы уверенны, что они не блефуют?

– До конца пока не уверены. Но думаю, что в течение сегодняшнего дня всё выяснится. И всё равно, даже если мин или бомб, назови, как хочешь, нет… в общем, при желании и должном умении и без всякой взрывчатки на АЭС можно учинить такое, что тот же, повторюсь, Чернобыль покажется невинным сном ребёнка. Там, блин, один блок рванул, а здесь у нас четыре. И потом. У них ведь заложники, понимаешь? И не просто заложники, а специалисты, атомщики. Заставят пустить реакторы в разнос – и всё. Привет, Вася. Короче, хреновая ситуация, как не крути. Но тут есть своя тонкость. Деньги и вертолёты они требуют завтра к двенадцати часам. Если их не будет, обещают для начала взрыв трубопровода одного реактора, а затем показательный расстрел нескольких заложников. Для демонстрации серьёзности намерений, так сказать.