«Из Хабаровска…» – надо же! Это что же, меня в Хабаровский край забросило? Любопытно. Надо бы пройтись к центру села и, действительно, определиться как-то с точным местонахождением. Эх, жаль напрямую спросить нельзя – сразу излишнее внимание привлечёшь. Оно бы, конечно, и наплевать – в любой момент не поздно домой вернуться, но к чему лишние слухи?

До центра по дощатым (никогда раньше не видел – читал только, что были такие в древнерусских городах) тротуарам я дошёл минут за десять и первое, что мне кинулось в глаза – слегка выгоревший на солнце, но ещё не утративший окончательно яркости и внушительности лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания, в котором, судя по всему, располагалась местная власть. «XXIV съезду КПСС – достойную встречу!» призывали полуметровые белые буквы на красном, во всю длину здания, полотнище.

Я оторопел.

Закрыл глаза, потряс головой и посмотрел снова.

Да. Именно XXIV съезду. Именно КПСС. Достойную. Встречу. С восклицательным знаком на конце.

Что же это такое, братцы, мелькнуло в голове, неужто так с тех самых пор и висит?! Его что, ежегодно обновляют?! Я попытался вспомнить, когда именно случился двадцать четвёртый съезд Коммунистической партии Советского Союза и не смог. Да и откуда? Когда я поступил в университет, история партии уже была исключена из обязательного списка предметов. Хотя и пионером, и даже комсомольцем я побывать успел. Последний призыв, так сказать.

Нужно было, однако, как-то двигаться и что-то делать. Например, закурить и принять слегка рассеянный вид пресыщенного путешествиями и впечатлениями московского журналиста. Подумаешь, съезд. Я прекрасно помню те времена, когда такие и подобные лозунги чуть ли не на каждом доме висели – и ничего!

Я закурил и оглядел сельскую площадь.

Площадь как площадь. Администрация, продуктовый магазин, хозяйственный магазин, школа, почта, столовая. Хм-м. Так и написано – «Столовая». Чудеса. Так, что у нас тут ещё? Древний «газик» со спящим на переднем сиденье небритым шофёром в кепке, надвинутой на самые глаза, два гуся, степенно пересекающие площадь по диагонали, мужик в сапогах и с газеткой на лавочке возле продуктового… Все, пожалуй. Господи, а тишина-то какая! Кажется, урони сейчас мужик спичку (вот он как раз папиросу закуривает) и будет слышно. Мужик бросил спичку… и в это время дверь магазина, отчётливо скрипнув, открылась. На крыльце возник ещё один мужик – чуть ли не брат-близнец первого. Те же сапоги, такой же тёмно-серый пыльный пиджак поверх пёстрой, с широким отложным воротником рубашки и с авоськой в руке… О, Боже! Это действительно авоська!! Самая настоящая, плетёная, с дырками, верёвочная! Сетка-авоська, а в ней – бутылка водки, хлеб и банка – отсюда не разберёшь каких – консервов. Тот, который сидел с газетой, отложил её в сторону, быстро поднялся навстречу вышедшему, и они плечом к плечу свернули за угол магазина и пропали из виду. Площадь окончательно опустела – оба гуся к этому времени тоже уже скрылись за ближайшими лопухами на другой стороне.

Я всё никак не мог отделаться от впечатления, что всё происходящее мне снится. Или я смотрю какое-то донельзя скучное большинству зрителей, но лично мне крайне интересное кино. Лозунг этот, «газик», авоська, мужики в сапогах… Нет, ничего не понимаю. Но очень хочу понять. Зайти, что ли, в магазин? Купить что-нибудь, с продавщицей заговорить… Что может быть естественнее приезжего, зашедшего за продуктами в магазин и желающего ознакомиться с местными новостями! И вообще, репортёр я или где? Ну, вперёд.

Я тщательно растёр ногой окурок и двинулся через площадь к магазину.

Полная крашеная блондинка лет, наверное, сорока профессионально оглядела меня с ног до головы и соизволила улыбнуться. Сверкнули золотые зубы.

– Здравствуйте, – улыбнулся я навстречу.

– Добрый день. В гости к нам?

– Неужели так сразу видно, что я приезжий?

– Конечно. Я ведь тут всех знаю, а вас вижу в первый раз. Да и одеты вы по городскому. Значит, приезжий. В гости?

– М-м… не совсем. Я журналист, по делу здесь.

– Журналист? Будете о нас писать?

– Возможно, возможно…

– О чём у нас можно написать? У нас ведь и нет ничего интересного. Ну, леспромхоз разве, – так и он план который год не выполняет.

– Мне люди интересны. Что, разве нет у вас интересных людей? Я тут с дедом одним познакомился. Дед Евсей его зовут. По-моему, очень интересный дед.

– А, колдун!

– Колдун? – машинально переспросил я, разглядывая товары и ценники к ним и чувствуя, что голова моя начинает от меня куда-то убегать: хлеб – 20 копеек, водка – 3 руб. 62 коп., частик в томате – 78 копеек, сахар-песок – 72 копейки за килограмм…. Господи, куда я попал?!

– Колдун самый настоящий. Неужто о нём писать будете?

– Нет… я… в общем… не знаю пока. Просто спросил… Ох, извините, я тут кое-что забыл… Я ещё зайду, до свидания.

И я поспешно вышел из магазина. Газета. Вот она, лежит на лавочке. Там, где её и оставил мужик.

Я сбежал с крыльца и взял её в руки. Так. Первая полоса. «Молодой дальневосточник». Орган хабаровского крайкома ВЛКСМ… ни хрена себе… 24 июня 1974 год. И заголовок передовицы: «Растёт добыча ценной древесины».

Мама.

Кажется, я произнёс это вслух. А может быть, и нет. Но помню, что некоторое время тупо разглядывал газетный лист и раз за разом перечитывал название газеты и дату. Когда же до меня окончательно дошло, что газета в моих руках – такая же реальность, как магазин с водкой за три рубля шестьдесят две копейки за спиной и частиком в томате за семьдесят восемь копеек и, что лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания (господи, как оно называлось-то… сельсовет, что ли?) действительно призывает достойно встретить XXV-й съезд КПСС, который ещё не состоялся, но состоится обязательно и на нём будут приняты судьбоносные для страны решения, когда все это до меня дошло, я испугался. Испугался настолько, что сейчас же, не медля ни секунды, мне захотелось вернуться обратно. И только резким усилием воли я сдержался.