За ужином Анфиса огласила своё решение о завтрашнем отъезде, чем вызвала недовольство и даже некоторую растерянность со стороны хозяев, затем последовали долгие и нудные уговоры остаться, и длились они до тех пор, пока Распекаева не пожелала всем «спокойной ночи» и не отправилась к себе в опочивальню.

Однако не всегда то, что мы загадываем или намереваемся сделать в самом недалёком будущем, нам удаётся осуществить. Так, ничего не получилось и у Анфисы.

Под утро неожиданно начался снегопад. Около трёх часов плотной стеной шёл снег, образовав под окнами высоченные, непролазные сугробы. К полудню небо так и не просветлело, осталось тёмным и мутным, словно в вечерний сумрачный час.

Несмотря на превратности погоды, Анфиса после завтрака всё же решила ехать:

– Пока дороги окончательно не замело, – объяснила она.

– Душенька!.. Анфиса Григорьевна!.. Куда ж вы собрались?.. Вы же где-нибудь в снегу увязнете и будете неизвестно сколько стоять – может, день, а может, неделю!.. – вразумляла её Ульяна Прокоповна.

– Анфис Григорьна, не погубите! – брякнула Люся и упала перед своей хозяйкой на колени, напрочь забыв, что временно исполняет роль её сестры.

– Ох, сестрица! – воскликнула та с той лишь целью, чтобы напомнить компаньонке, что она ей сейчас никакая не «Анфис Григорьна», а близкая родственница. – Исключительной культуры девица! Никак не может себе позволить даже родной сестре тыкать! – словно оправдываясь, проговорила Распекаева. – Деточка, никто тебя губить не собирается – просто нам уже давно пора ехать. Погостили – нужно и честь знать, а то надоедим нашим дорогим друзьям, – и она очаровательно улыбнулась.

Друзья наперебой, конечно же, принялись убеждать её, что она никогда им не надоест, что они только рады продлить хоть каким-то способом их с сестрой у себя пребывание и т.д. и т.п. Пока хозяева с гостями обменивались любезностями, за окном поднялась настоящая метель, в которую ехать куда бы то ни было, да и вообще высовывать нос из дома стало довольно опасно и в высшей степени неблагоразумно.

К ужасу нашей героини метель бушевала две недели, угрюмо, подобно волку, завывая в печной трубе, громыхала крышей, укутывая дом Коноклячкиных снегом, как няня младенца перед долгой зимней прогулкой в теплую шубу. Слышно было даже, как глухо, устрашающе, будто море в сильный шторм, шумел лес вдалеке, едва проглядываемый за снежной мглой.

И потянулись монотонные и однообразные дни – плотный двухчасовой завтрак, просмотр модных журналов пятнадцатилетней давности, за чем следовал обед, тихий час, чай в каминной комнате, обильный ужин, игра в лото до полуночи и снова сон... И эти невыносимые разговоры о перчаточном заводике, работа которого приостановлена в связи с неблагоприятными погодными условиями, о никому не нужной типографии, в которой печатались бы книги для тех, кто умеет читать задом наперёд, каждодневные демонстрации способностей Ноябрины и Августины, сахарные улыбки, обмен любезностями... Эта безвыходная ситуация доконала нашу героиню: «Катастрофа! Катастрофа! В середине марта февральская метель! Время на вес золота, а я торчу в этой глуши, в абсолютном бездействии с какими-то дураками тронутыми! Эдак я никогда жениха себе не найду, а, стало быть, лишусь всего! Всего! – нешуточного тёткиного капитала, который бы с избытком обеспечил мою привольную, беззаботную жизнь! Всё достанется уткинской церкви! Всё!» – паниковала она, но поделать ничего не могла. Даже Люся, и та, несмотря на непривычную роскошь, в которой она жила у Коноклячкиных, была недовольна и даже раздражена. Дело в том, что из-за снежной бури перестал показывать телевизор, и кроме серой ряби на экране больше ничего невозможно было рассмотреть. Для Подлипкиной это было не меньшей катастрофой, чем для её «сестры» потеря времени.

Но и это ещё не всё. По истечении двух недель, с окончанием метели, мучения наших путешественниц не закончились, поскольку дороги были настолько занесены снегом, что не представлялось ни малейшей возможности преодолеть на новенькой серебристой «Нексии» и пары метров.

– Что же делать? – мило улыбаясь, спросила Анфиса у Ульяны Прокоповны. Однако в душе её не было и тени улыбки – там, внутри, всё клокотало от злости и негодования.

– Ничего, душечка... Наслаждаться жизнью... – прощебетала госпожа Коноклячкина. – Пока трактор не приедет... И дорогу не проложит...

– А когда он приедет? – Анфиса жадно впилась взглядом в хозяйку – её вдруг показалось, что в конце туннеля блеснул свет.

– Так кто ж его знает?.. У нас один трактор на весь Энский район...

«Черт! Пропади они тут все пропадом!» – пронеслось в Анфисиной голове, но она лишь улыбнулась своей обворожительной улыбкой и проговорила ангельским голосом:

– Если б вы знали, милая Ульяна Прокоповна, как я счастлива эти две недели! С вами! Никогда в жизни мне не было так хорошо и покойно! Только вот боюсь вам наскучить!

– Да что вы, любезная наша Анфиса Григорьевна!.. Как можно так думать!.. Вы для нас, что свет в оконце!.. Ах, как бы мне хотелось, чтоб вы остались здесь навсегда... – и хозяйка даже всплакнула от переполнявших её нежных чувств к нашей героине.

Трактора всё не было и не было, как не было у Анфисы и твёрдой уверенности, что он вообще когда-нибудь приедет. Дни всё мелькали, пугая своим однообразием – уж три недели прошло с тех пор, как серебристый автомобиль остановился у большого кирпичного дома на горушке, принадлежащего семейству Коноклячкиных...

На двадцать второй день Распекаеву разбудил шум за окном – что-то выло, ревело, лязгало и дребезжало. Она подскочила к окну и увидела, наконец, спасительный и столь долго ожидаемый трактор. Анфиса кинулась в соседнюю комнату к «сестре» и, велев ей немедленно приготовить машину к отъезду, собралась так быстро, как солдат при сигнале учебной тревоги.

– Куда же вы?.. – в растерянности опустив руки, хором спросили гостью супруги Коноклячкины, увидев в коридоре её чемоданы.

– Спасибо вам, дорогие мои, родные, за всё! Пора и честь знать! Что-то уж слишком я у вас загостилась! Встретимся в городе! Ну, ну, не расстраивайтесь! – она расцеловала в обе щёки сначала Ульяну Прокоповну, а потом и Никифора Ивановича. – Всенепременно встретимся!