Шрифт:
26
«Даты и господа! В обзоре новостей мы уже информировали вас об инциденте на границе, в результате которого двое молодых пограничников лишились жизни, а третий оказался прикованным к больничной койке. Сейчас мы связались с господином министром внутренних дел, который, несмотря на чрезвычайно напряженный день, любезно согласился ответить на наши вопросы.
Мы встречаемся с вами, господин министр, по печальному поводу.
– Увы, это так, господин Кёниг. Об этом тяжелом преступлении меня проинформировали сегодня утром, когда я направлялся в министерство. Насколько глубоко я был потрясен, не стоит говорить. В Бонне я немедленно отдал распоряжение, чтобы к расследованию происшествия подключилась особая комиссия федерального криминального ведомства.
– Какие конкретные шаги предприняты, господин министр?
– Ну прежде всего мы установили контроль на дорогах во всей Рейнской области, а позже и в Вестфалии…
– Извините, что перебиваю, вас, господин министр, но на это вам потребовалось больше часа.
– Господин Кёниг, вы прекрасно знаете, что в условиях демократии нет и не может быть тотального наблюдения за гражданами. Мы не полицейское государство. С другой стороны, мы, конечно, проанализируем в деталях наши действия и постараемся впредь не повторять собственных ошибок.
– Кто, по вашему мнению, господин министр, стоит за данным преступлением?
– Как известно, наше министерство еще до телефонного звонка в газету «Билъд» заявило, что скорее всего мы имеем дело с левоэкстремистской террористической организацией. Все обстоятельства происшествия подводили к подобному предположению.
– А не мог быть телефонный звонок фальсификацией?
– Исключено. Звонивший указал такие детали, которые на тот момент прессе еще известны не были. Кроме того, характерен выбор слов. Говоривший бегло упомянул фамилии Баадера и Майнхоф, а затем сделал явное ударение на их именах – Андреас и Ульрика. Такая подчеркнуто интимная манера характерна для левых.
– Господин министр, многие в нашей стране полагали, что с терроризмом давно покончено…
– Увы, господин Кёниг, увы. Я и возглавляемое мною министерство, а также весь Христианско-Демократический Союз не разделяем подобных иллюзий. Еще прошлой осенью любой разумный человек должен был понять, что в левых кругах вновь вспыхнула готовность к насилию…
– Хотелось бы, чтобы вы пояснили это нашим слушателям, господин министр.
– Ну, стоит только вспомнить о четко организованных акциях так называемого движения в защиту мира, о насильственной блокаде подъездов к военным казармам, о психологическом терроре против сторонников укрепления военной мощи. За этим, господин Кёниг, стоят не только коммунисты, «зеленые» и другие экстремистские партии.
– Кого вы имеете в виду?
– Давайте называть вещи своими именами. Когда полтора года назад у нас сменилось правительство, многие ведущие политики социал-демократов присоединились к так называемому движению сторонников мира, не останавливаясь даже перед действиями на грани закона. Разве это не подстегивает экстремистские левые круги…
– На мой взгляд, это слишком сильно сказано, господин министр!
– Господин Кёниг, пора перестать видеть вещи в розовом свете. С насильственных акций по отношению к предметам материальной культуры начиналось все в шестьдесят седьмом и шестьдесят восьмом годах, затем последовали насильственные акции против тех или иных должностных лиц в семидесятом и семьдесят первом. И сейчас мы имеем то же самое. Между покушением на американского генерала в Хайдельберге, минированием казарм американской армии в районе Франкфурта-на-Майне и выстрелами в Лихтенбуше существует прямая взаимосвязь. Мы располагаем информацией, что террористические акции будут и дальше иметь место. Главными их объектами являются наши американские друзья и НАТО, незыблемая гарантия нашей свободы.
– Какие выводы мы должны сделать, господин министр?
– Мы не вправе допускать в вопросах внутренней и внешней безопасности либерализма, махровым цветом распустившегося при прежнем правительстве. Социал-демократам предстоит решить, в поддержку демократии или террора они выступают!
– А какой вклад могли бы внести вы, ваше правительство?
– Что нам нужно, так это расширение возможностей полиции по выявлению террористических акций в зародыше, с целью их предупреждения. Бесконечным рассуждениям на тему, допустимы ли в правовом отношении тайные агенты, то есть переодетые полицейские, в уголовной и экстремистской среде, должен быть положен конец. Подобная мера необходима. И я хотел бы подчеркнуть еще раз: необходим федеральный закон о полиции, дающий нам возможность совместных действий в особых случаях, позволяющий оснастить полицию новыми видами оружия и избавляющий от юридического крючкотворства, мешающего нашим парням в чрезвычайных обстоятельствах немедленно вытащить пистолет. Законы должны защищать государство и верных его слуг, но не врагов государства.
– Господин министр, благодарю вас за интервью».
27
Законодательницы мод были возмущены. С недовольными личиками стояли они в посудомоечной туристской базы, рассматривая с нарастающим омерзением гору грязной посуды, которую подвозили на тележках. Недоеденные картофелины, обглоданные кости, плавающие в белой жиже кусочки огурца – все это и в самом деле выглядело далеко не аппетитно.
– Что случилось? – спросила Рената Краузе у превратившихся в соляные столпы граций. – Ревматизм разыгрался?
Беа сунула практикантке под нос свои свеженамапикюренные пальчики.
– Надеюсь, вы не думаете, что этими руками я стану соскребать все дерьмо?
– А почему бы и нет?
– В жизни не делала ничего подобного.
На мгновение практикантка потеряла дар речи, потом спросила:
– Скажи, Беатрикс, тебе никогда дома не приходилось мыть посуду?
– Мне?! – Глаза Беа расширились от ужаса. – А на что тогда вообще мамочка? Старик приносит бабки, я занята учебой, мамаше остается домашнее хозяйство.
Насмешливые смешки. Отбывающий гражданскую повинность парень, давно уже дожидавшийся у посудомоечной машины, покрутил пальцем у лба.
Биргит почувствовала себя обязанной поддержать закадычную подругу:
– Я тоже не стану этого делать!
– Почему же?
– Тут можно подцепить какую-нибудь гадость!
Парень ухмыльнулся и протянул красоткам свои руки.
– Как, по-вашему, они выглядят?
Биргит невольно взглянула на изящные, тонкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.
– Довольно чистые, – признала она в конце концов.
– Может быть, язвы или экзема?
– Насколько я вижу – нет.
– То-то. А знаешь, что я делаю этими руками в сем благородном заведении?
– Мне-то какое дело? – надменно спросила Биргит.
– Много разных вещей, мышка. К примеру, прочищаю засорившиеся унитазы, когда леди вроде тебя швыряют туда использованные тампоны!
Беа отступила на шаг.
– Прочищаешь руками?
– Ну, естественно…
Гробовая тишина.
Девицы уставились на парня так, словно им явились граф Дракула, дьявол и популярный рок-певец в едином облике.
Биргит нашлась первой.
– Ну и что? Это твоя работа! Мог бы пойти служить в бундесвер.
Когда этого никто не ожидал, подала голос Елизавета. Привычным движением она откинула челку со лба и заявила:
– Я тоже нет это делать!
– Нет? – Парень уперся кулаками в бока.
– Нет! Мне нет нужно работать кухня!
– Полька? – с участием осведомился длинноволосый.
– Я? Я нет полька, я немецкий!
– Слушай, киска! – Тон парня становился понемногу угрожающим. – От молитв тарелки чистыми не станут.
– Мы заплатили!
– Сколько же? Как за отель?
– Двадцать марок за день!
– Так вот, мышка. Или ты немедленно доплатишь шестьдесят марок, тогда тебе не нужно мыть посуду, и я даже постелю тебе постель, если ты того пожелаешь. Если нет – бери сейчас же тарелки, соскребай остатки еды в зеленое ведро и загружай в машину!
Затем он показал на Беа и скомандовал:
– Милочка, ты будешь помогать польской графине! Остальные берут полотенца, вытирают чистую посуду и убирают ее вон в тот шкаф. Кто не хочет, может выметаться через десять минут с барахлом на улицу. Всем ясно?
Прежде чем заняться своим делом, он бросил быстрый взгляд на практикантку. Та улыбнулась и подняла вверх большой палец.
28
Обермейстер полиции Хаггеней, двадцати девяти лет, направлялся в патрульном «пассате» к зданию полиции, чтобы сдать дежурство. Георг Лузебринк, тридцати восьми лет, обервахмистр и начальник патруля, сидя рядом с ним, лениво жевал резинку. В последний раз за сегодняшний день проезжали они по новому промышленному району.