«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы
вернуться

Туроверов Николай Николаевич
Шрифт:

2

«Что ж мне делать, коль прошлым так пьяно…»

Что ж мне делать, коль прошлым так пьяно Захмелела внезапно душа, И в полночных огнях ресторана, По-старинному так хороша, Ты сидишь средь испытанных пьяниц, Дочь далеких придонских станиц, И пылает твой смуглый румянец Под коричневой тенью ресниц. Колыхаются серьги-подвески, Расцветают в зеленом огне, И трепещут короткие блески В золотистом анжуйском вине. Что на речи твои я отвечу? Помню окрик казачьих погонь, Вижу близко, как весело мечут Эти камни разбойный огонь. 1927

II

Отплытие

1

«Уходит дымный контур Аю-Дага…»

Уходит дымный контур Аю-Дага. Остались позади осенние поля. На юг идет за пеной корабля Стальных дельфинов резвая ватага. Вчерашних дней кровавая отвага Теперь для нас неповторимый сон. Даль придавил свинцовый небосклон, Все больше верст на циферблате лага.

2

«Помню горечь соленого ветра…»

Помню горечь соленого ветра, Перегруженный крен корабля; Полосою синего фетра Исчезала в тумане земля; Но ни криков, ни стонов, ни жалоб, Ни протянутых к берегу рук.
– Тишина переполненных палуб Напряглась, как натянутый лук; Напряглась и такою осталась Тетива наших душ навсегда. Черной пропастью мне показалась За бортом голубая вода, И, прощаясь с Россией навеки, Я постиг, я запомнил навек Неподвижность толпы на спардеке, Эти слезы у дрогнувших век. 1926

Архипелаг

1

«Глядят карандашом набросанные рожи…»

Глядят карандашом набросанные рожи С тугого полотна моей палатки. Дым от костра, сиреневый и шаткий, В закатный час задумчивей и строже. Быть может, их чертил, в тоске с моею схожей, Какой-нибудь француз в Алжире иль Марокко И бросил карандаш, когда взревел сирокко Раздольной волей вечных бездорожий.

2

«Февральский день, и тихий, и жемчужный…»

Февральский день, и тихий, и жемчужный, Белесо отразился в зеркале воды. Прошли вдвоем. Чуть видные следы Остались на песке. Шум лагеря ненужный Лениво затихал. Ажурный контур гор В молочной мгле суровей был и выше. И оба вспомнили заснеженные крыши, Лиловый дым, закат и на окне узор.

3

«В полдневный час у пристани, когда…»

В полдневный час у пристани, когда Струился зной от камня и железа, Грузили мы баржу под взглядом сингалеза [6] , И отражала нас стеклянная вода. Мы смутно помним прошлые года, Неся по сходням соль, в чувалах хлеб и мыло, - В один забытый сон слилося все, что было И все, что не было, быть может, никогда.

4

«Прорезал облака последний резко луч…»

Прорезал облака последний резко луч. Дохнуло море солью сыровато, И краски расцвели внезапно и богато На склонах смугло-желтоватых круч. Минувшего нашел заветный ключ, - Знаком залив, знакома эта влага: Мне в детстве снился зной архипелага И этот мыс на фоне сизых туч.

6

Сингалезы - основная нация в стране Шри-Ланка.

В горах

1

«Глубокий снег лежал в горах…»

Глубокий снег лежал в горах. Был лунный свет мутнее дыма. Попутчик мой сказал: «Аллах Хранит в дороге пилигрима». Кто он, откуда? Для меня Не все равно ль. На горном склоне Он своего поил коня, И вместе пили наши кони. Теперь нас ждет в горах ночлег, И знаю я, дрожа от стужи, Он для меня расчистит снег, Простелет рваный плащ верблюжий И, вынув свой кремень и трут, Зажжет подобранные сучья. Счастлив Аллах, царящий тут, Слуги ему не надо лучше. 1923

2

«Я скрылся от дождя, от ночи и от бури…»

Я скрылся от дождя, от ночи и от бури В пастушьем шалаше. Пастух был нелюдим, Но он мне место дал у очага на шкуре И круглый хлеб, надъеденный самим. В горах случайны и безмолвны встречи. Что он мне мог сказать, что мог ответить я, Когда нас крепче слов сближает мех овечий И скудное тепло дымящего огня. 1923