Роль общины якобы вольных охотников было трудно недооценить. Хоть рядовые члены наивно и предполагали, что все важные вопросы в их жизни решаются честным голосованием, но отца Патриуна не обмануть. Кто стоял во главе трех кланов, тот и отдавал распоряжения, кому и как голосовать. Вряд ли враги филанийской Короны упустили такие ключевые посты и не назначили на них верных людей, а поскольку верность в политике – категория относительная и переменная, то можно было со стопроцентной уверенностью предположить, что кланы возглавила сама верхушка преступного сговора.

– А кто у вас за главного? – как будто невзначай, в перерыве обсуждения техники удаления волчьих клыков и способов выделки шкур, задал вопрос старик.

– Ну ты даешь! – возмутился Аке и закачал головой. – Целый час ему толкую, а он опосля такой глупый вопрос задает. Нет у нас главного, все вопросы на сборе, на сходке общей решаем, сообща, вместе… Что, дедуля, скалироза замучила?

– Вожаки-то у кланов есть или нет? – задал вопрос по-другому старик, стряхивая с себя сальную лапищу охотника, по-дружески теребившую его старческое плечо. – Старшие, кто вопросы для обсуждения назначает, порядок дежурств на северном пограничье определяет и прочими мелочами заведует?

– А-а-а, ну, энто, есть. Как же не быть такому? Иначе, без старшого, бардак! Токмо кланы их не назначают, а выбирают сроком на год, так в уставе нашем отмечено.

– Кто они? Если сейчас в зале, покажи! – попросил Патриун, удивленный, что у общины имеется даже устав.

Охотник привстал, оперся широкими ладонями на бочонок, высматривая в рядах пировавших вожаков, и забормотал себе что-то невнятно под нос, наверное, что-то грубое и на родном языке. Патриун воспользовался свободной минуткой и оглядел зал, который за два часа их беседы мало чем изменился. Несмотря на то, что полночь уже миновала, под сводами бывшей церкви было по-прежнему многолюдно. Новые посетители не появлялись, но и нагулявшиеся не покидали своих мест: одни спали прямо за столом, положив руки на хмельную голову; другие, кто совсем перебрал или не был брезглив, устраивались на боковую прямо на грязном полу. Пьяных бузотеров почти не было. Разбушевавшихся охотников утихомиривали свои же дружки когда уговорами, а когда и действиями. Сборище не расходилось, как будто чего-то ждало, и только это обстоятельство удерживало священника в ставшем душным зале.

– Вон он, вон тот толстяк… глянь! – рука охотника опять затеребила старческое плечо. – Это барон Герон Контульсийский, вожак имперцев!

Патриуну пришлось тоже подняться с места, чтобы увидеть за имперским столом лысого толстяка, обнимавшего за плечи двух довольно симпатичных девиц. Дамочки служили захмелевшему обжоре и сластолюбцу вместо рук: блондинка потчевала его вином из высокого кубка, а рыжеволосая веселушка подносила ко рту хозяина зелень и мясо.

– Маркизы Онветты Руак нет, и вообще альтруссцев сегодня не очень много, наверное, по лесам разбрелись, – проинформировал Аке и перевел взгляд на столы, за которыми восседали филанийцы. – Кстати, девка что надо: и собой хороша, и белку в глаз со ста шагов бьет. Жаль, что альтрусска, не люблю я их…

Патриун улыбнулся. Старик понимал, как колониальная знать обманула неискушенных в политике охотников, обвела вокруг пальца, рассказав старую, как мир, и лживую, как покупная любовь, сказку о равенстве, братстве и, конечно же, свободе выбора собственной судьбы. Рядовые члены общины искренне полагали, что они вольные люди, а на самом деле их вожаками были дворяне. Патриун не удивился бы, если бы старшим среди филанийцев оказался какой-нибудь граф или маркиз.

Игры в демократию тем и хороши, что позволяют без особых затрат сил и средств управлять огромной массой народа и при этом ханжески делать вид, что решения принимаются коллективно. При такой постановке вопроса жестокие узурпаторы превращаются в любимцев-избранников, демагоги – в мудрых ораторов, а безжалостные палачи надевают маски самоотверженных вершителей общественной воли. Дракон видывал подобное уже не раз, это была всего лишь очередная картинка из увлекательного альбома «Попаразитируем, господа, на глупости простолюдинов!»

– Странно, маркиз Вуянэ тоже сегодня не тута, а должен быть! Ему же людей называть надоть, кому на пограничье идти, посты подменять…

Вожаком филанийского клана оказался маркиз Вуянэ. Аке поразило его отсутствие, а вот Патриун расстроился, как он сам не угадал имя лидера самого крупного клана. Пресловутый маркиз играл важную роль в жизни колониальной столицы и, как следствие, был причастен ко многим событиям, например, к «проклятию древних богов», нависшему над Индорианской Церковью.

«Понравилось маркизу добротное строение храма, присмотрел он его для общины своей, а тут как раз и лжешаман появился… какое совпадение!» – рассмеялся про себя священник и, поступив по примеру охотника, хлопнул его по плечу, но только не ладонью, а клюкой.

– Послушай, дружище, стар я уже стал для ночных посиделок, в сон клонит. Патриун зевнул, убедительно подтвердив, что силы старческого организма на исходе. – Час поздний, по домам пора. Те в какую сторону?

Казалось бы, простой вопрос привел бородача в замешательство. Аке смущенно нахмурил лоб и как-то осунулся.

– Здеся я переночую, некуда мне идти. Месяц назад в Марсолу прибыл, домом еще не обзавелся. Здесь многие так… пока перебиваются.

Патриун спросил неспроста, он уже понял, что у большинства охотников не было ни кола, ни двора. Имеющие хоть и захудалое, но собственное хозяйство мужики трудны на подъем, они неудобный материал для войны и заговоров. Замыслившие отнять у короля власть над новыми землями дворяне специально создали такую ситуацию, чтобы охотники не уходили из общины. Мастера лесного ремесла даже жили под одной крышей, естественно, когда не бродили по лесам и не охраняли пограничные рубежи. Технически организовать такое возмутительное безобразие было просто. Сначала охотник уходит на промысел, а когда возвращается с добычей, община отбирает у него большую часть шкур в обмен на выпивку и приют. Построить дом самому не хватает ни времени, ни сил, ведь охотнику надо или снова отправляться в лес, или заступать в дозор на границе.