– Очень хорошо можно жить, – возразила Рузова. – Актриса Мигалова роскошно живетъ, а получаетъ въ театр 20 рублей въ мсяцъ. И она собой гораздо хуже васъ.

Одесситка вспыхнула и сдлала серьезное лицо.

– Очень можетъ быть, но я на это не пойду, – сказала она. – Я сейчасъ побываю у одного директора, который соглашается принять меня на амплуа гранд-кокетъ.

– Такъ въ чемъ же остановка? – немножко иронически спросила Рузова.

– Онъ говоритъ, что я должна имть роскошные туалеты; а откуда я возьму ихъ, если въ случа удачнаго дебюта всего-то жалованья полагается сто рублей.

– Ну, вотъ видите. И выходитъ, что я врно говорю. Будь я такая красивая, какъ вы, я-бы сама изъ послдняго за выходъ заплатила-бы, потому что на сцен въ три дня можно великолпную карьеру сдлать.

Двушка, до сихъ поръ молча вслушивавшаяся въ разговоръ, стремительно обратилась къ одесситк:

– Скажите, а меня взяли-бы въ труппу на 25 рублей?

Та посмотрла на нее улыбаясь, и отвтила:

– Очень можетъ быть; хотите, подемъ вмст къ моему директору?

– Ахъ, пожалуйста. Въ самомъ дл, можетъ быть изъ меня вышла-бы актриса? Раздались три удара въ дверь. Двушка, вспомнивъ, что она одта по домашнему, бросилась за ширмы.

Вошелъ пожилой господинъ, довольно приличной вншности. При вид двухъ дамъ вмсто одной, онъ выразилъ на лиц пріятное удивленіе.

– Это вы, сударыня, ищете выгоднаго амплуа? обратился онъ къ одесситк.

– А вы директоръ? – спросила та въ свою очередь. Вошедшій нсколько удивленно поднялъ брови.

– Да, я директоръ, – отвтилъ онъ.

– Какого театра?

– Театра? Я директоръ акціонернаго общества, сударыня, а не театра. Впрочемъ, если угодно, большой также любитель сценическаго искусства. Рузова разсмялась.

– Вы по публикаціи? Это ко мн, сказала она.

Въ конц корридора, въ маленькой комнат, передъ столикомъ съ двумя бутылками пива, сидитъ пожилой господинъ съ гладко-выбритымъ лицомъ, по которому въ немъ сразу можно узнать актера. По крошечному пространству между столикомъ и дверью прохаживается молодой человкъ, съ папироской въ рук.

– Помилуйте, на выходныя роли, сорокъ рублей жалованья, – говоритъ онъ, нервно затягиваясь окуркомъ. – Разв я для этого сюда халъ? Я въ провинціи получалъ семьдесятъ пять рублей, такъ вдь тамъ дешевизна. Тамъ жизнь ничего не стоитъ: за три рубля въ недлю я имлъ комнату съ обдомъ. А тутъ трехъ рублей на день не хватаетъ. Или, напримръ, прачка принесла счетъ въ два съ полтиной: по четвертаку за крахмальную сорочку деретъ. А я сорочку долженъ каждый день мнять, у меня амплуа такое…

– Врешь, ты на вторыя роли, – произнесъ пожилой актеръ.

– Такъ что-жъ, что на вторыя? все-таки я любовникъ, – возразилъ молодой человкъ.

– Любовникъ, да не первый. Второму любовнику сорочка на два дня полагается.

– Нтъ, Афанасій Ивановичъ, я такъ не могу. Я актеръ съ гардеробомъ. У меня фракъ постоянный, собственный. У меня четыре перемны «фантази», да еще постороннихъ брюкъ дв пары. Съ такимъ гардеробомъ нельзя идти на сорокъ рублей. Мн обзаведенье чего стоило,

– Обзаводила-то тебя купчиха Дарья Викуловна.

– И пускай такъ, а все-таки я обзаведенье-то сохранилъ. А вотъ вамъ, Афанасій Ивановичъ, енотовую шубу въ бенефисъ поднесли, а позвольте узнать, гд она у васъ? У трактирщика Василія Ермолаевича на плечахъ, вотъ гд.

– Ну, и что-жъ такое? Мн иначе нельзя было: я тогда кончалъ. Еслибъ я не кончилъ тогда, мн бы и въ Петербургъ не попасть: на полустанке застрялъ-бы. А какъ я тамъ кончилъ, такъ теперь хоть до Рождества могу работать.

– Да гд работать-то? Много вы сыскали работы? Въ двухъ театрахъ отказъ получили.

– Опоздалъ. Кончалъ очень долго, оттого и опоздалъ. Комплекты заполнены, а иначе я теперь ужъ гремлъ-бы. Ты пойми: я комикъ-резонеръ. Это столбовое амплуа, не то что второй любовникъ.

– Комикъ вы, точно.

– Да, душа моя. Жаль мн тебя, пропадешь ты тутъ въ Петербург. Одно разв выручитъ: рожица у тебя смазливая.

Молодой человкъ швырнулъ въ уголъ окурокъ, наклонился къ маленькому зеркальцу и посмотрлся.

– Кажется, не совсмъ уродъ, – произнесъ онъ довольнымъ тономъ. – Да знаете, Афанасій Ивановичъ, женщины здсь не т, какъ у насъ въ провинціи. Подозрительны очень. И на актеровъ тутъ ужъ очень насмотрлись, ни во что ставятъ.

Афанасій Ивановичъ презрительно надулъ щеки.

– Набаловали васъ купчихи-то. Ишь, любовники! Съ гардеробами здятъ, словно опереточныя актриски, – проворчалъ онъ. А у меня, вотъ, рубашка вторую недлю на тл. Такъ вдь у меня амплуа серьезное. Ты думаешь, я мста не найду? Врешь, сейчасъ найду. На гастроли въ клубы пойду. А не то народные театры. Ихъ, говорятъ, съ десятокъ будетъ. Съ руками оторвутъ. Садись, Миша, пей. Я еще спрошу. Я по числу театровъ спрошу. Сколько театровъ, столько бутылочекъ.