Я вернулся в электростанцию и, рассказав Коле и Лому о происшедшем, достал кальку и продолжил работу. Дело спорилось, и к концу дня рисунок был готов. Вышло красиво, как Коля и просил. Девушка в тельняшке, гюйсе, с развевающимися из-под бескозырки кудряшками.

– Ну, удачи! – сказал я, передавая кальку Коле.

– Спасибо, братан, – Коле рисунок явно понравился. Он снял с вешалки бушлат, сунул руку в рукав… и тут же отдернул её.

– Во гадина! Чуть не укусила! – брезгливо крикнул Коля, вытряхивая из рукава полудохлую взъерошенную и перепуганную крысу: – Как она сюда забралась-то!

Крыса шлёпнулась на пайолы и, медленно переваливаясь с боку на бок, уползла в трюма. А Коля направился в машинное отделение к накольщику Кротову. Ему предстояла бессонная ночь экзекуции. Вернулся он только под утро.

– Ну как?! – Покажи, давай! – мы с дизелистом Халифаевым как раз чаёвничали, но отставили кружки и бросились к Коле.

– Нормально…

– Что нормально? …Покажи!..

Коля снял голландку и продемонстрировал своё раскрасневшееся плечо. Мы с Халифаевым переглянулись.

– Н-да, – протянул дизелист. Засада, однако.

С Колиного плеча на нас глядело бледное существо, к которому разве что подходили слова детской песни, что-то вроде «точка, точка, запятая минус рожица кривая…». От моей игривой улыбающейся морячки не осталось и следа.

Это был переломный момент в моем сознании. Я понял, что если хочешь что-то сделать хорошо, то за дело надо браться самому. Не фиг тут бояться! Дальше Камчатки служить не пошлют, хуже Колиной морячки наколку не сделать. Если кто не может нарисовать, то как он может думать, что сможет наколоть?! Просто тупо обводить контуры – мало! Наколка – это тоже искусство! На всю же жизнь рисунок! А тут, этот Микки Маус в бескозырке.

– Ну, что будем исправлять, – уверенно сказал я.

– Ну, Шура, это другой разговор, – поддержал Халифаев, – выручай земляка!

Коля не возражал. Мы подождали пару недель, чтобы ранки на Колином плече зажили. Коля за это время отладил наколочную машинку и заточил струну. Вдобавок к моральной подготовке я разрабатывал на листке бумаги стратегию исправления. Задача была непростая, это не «с нуля» колоть. Тут надо было учитывать уже имеющийся «образ». Нужно было нанести новый рисунок поверх старого. Просто переносить рисунок с кальки не получится. Рисовать придётся начисто прямо на плече. Чтобы замаскировать часть кривых линий, я добавил к рисунку корабельный штурвал и ещё пару деталей, не присутствовавших на первоначальном эскизе.

Когда настал день повторной наколки, я нервничал больше, чем Коля. Халифаев снаружи запер нас на ночь в электростанции навесным замком. Коля устроился на пайолах, и я приступил к работе. Смазанное в черной туши остриё струны мелкой дробью забило по Колиному плечу. Проступила кровь. Пошла первая линия. Коля терпел как партизан, не издавая ни звука. Я ощущал всё бремя ответственности. Тут нет стирательной резинки. Каждое движение оставляло след на всю жизнь. Нужна была предельная концентрация.

Время шло, и от моей первоначальной нервозности постепенно не осталось и следа. Я увлёкся работой, водя острием струны по Колиному плечу, как по бумаге. Постепенно входя во вкус и осваивая технику наколки, варьировал толщину линий, наносил тени и оттенки. Особенно я старался вывести лицо. Надо было, чтобы глаза были не просто точки, а игривые, со зрачками и ресницами. Очень помогало то, что Кротов наколол татуировку тонкими и бледными линиями. Выспавшись днём, мы продолжили работу и на следующую ночь. Когда татуировка была готова, Халифаев оглядел моё творение, цокнул языком и, хлопнув меня по плечу, сказал:

– Коля, ты Шуре бутылку коньяка на гражданке должен поставить. Он тебе руку спас.

Коля улыбнулся видно было, что ему тоже понравилось.

Потом я накалывал друзьям и акул, и ангелочков. Коле на другом плече наколол штат, добавив, по его просьбе, к стандартной ленточке с годами службы ещё и круглый водолазный шлем: Коля принадлежал к корабельной команде водолазов. Он ещё парусник на груди хотел, но не успел. В мае 1989 года мы с Колей демобилизовались.

А ту похвалу Халифаева я запомнил на всю жизнь. Она мне и сейчас сердце греет.

Лом, после дембеля, вернулся домой в Свердловск (Екатиренбург). Стал владельцем небольшого, но прибыльного бизнеса. Женился, родил сына, отстроил загородный дом. Часто приглашает в гости. Когда нибудь обязательно к нему выберусь.

Коля Кондрашов после службы вернулся домой в родную деревню в Рязанской области. Он живёт там и сейчас. Работает водителем на скорой помощи. Женился и вырастил красавицу дочь. В жизни у него всё просто, ясно и надёжно.