Авдеев выбрался из кресла и ушел в комнату. Егор услышал, как он щелкает диском старинного проводного телефона. После короткой паузы священник заговорил нежным голосом: "Лизонька, это я, здравствуй!.." Наташа схватила Егора за рукав и возмущенно зашептала:

– Что ты делаешь?! Ночью может начаться война, ты в розыске... неужели до игр сейчас?

Егор поцеловал ее, чтобы заставить замолчать. Ему было страшно, а она пугала его еще сильнее. Ласки показались ему хорошим средством, чтобы унять страх. Его рука скользнула под футболку с гулловским логотипом и нащупала восхитительно теплый живот. Он принялся ритмично поглаживать бархатную кожу, постепенно смещаясь вниз. Ее глаза заблестели, а дыхание участилось; критика оборвалась на полуслове - чего Егор и добивался. Он, однако, решил, что этого недостаточно, и вновь впился в ее податливые губы, как заправский вампир.

Не прошло и минуты, как они забыли, что находятся в Дубне, их ищет полиция, а в комнате рядом священник говорит по телефону. Егора затопило возбуждение, вдвойне острое от мысли, что в этот самый момент Хозяева, возможно, наблюдают за ними. Разве не они заставили его делать то, что он делает сейчас?

– Кхм, - вежливо напомнил о себе Авдеев, вновь появляясь на балконе.

Они отпрянули друг от друга, как пойманные с поличным школьники. Наташа скинула руку Егора и оправила футболку. Ее щеки горели пунцовым румянцем. Егор посмотрел на священника мутным взглядом и сглотнул подступивший к горлу комок. "Как не вовремя!" - подумал он. Они поджали ноги, чтобы священник смог пройти к своему креслу.

– Я договорился!
– весело сказал Авдеев, пряча озорную усмешку в бороде.
– Она сможет приехать только утром. Конечно, если завтра мы еще будем живы. Мне скоро придется уехать, но вы и без меня справитесь.

– Лизергин знает о Хозяевах?
– спросила Наташа отрешенным голосом.

– Боже упаси, я не хочу превращать ее жизнь в ад!..
– испуганно воскликнул священник; взглянув на Наташу, он осекся и беспомощно пролепетал:

– Что я наделал? Зачем я вам только рассказал?!

Егор принялся утешать Авдеева, уверяя его, что, узнав о Хозяевах, совершенно не расстроился и ни капельки не испугался. Это была своего рода игра. Егор знал, что священник, будучи ENFP, мгновенно разгадал его ложь, но сделал вид, будто верит. Поздно сожалеть, подумал Егор. Знание необратимо. С опасным знанием следует учиться жить, как с неизлечимой болезнью. И молиться Шиве, чтобы болезнь не оказалась смертельной.

– Вы знали о Хозяевах, когда с Иваном случилось несчастье, - напомнил Егор.
– Откуда?

Вопрос застал Авдеева врасплох. Он молча теребил бороду. Казалось, он не хотел врать, но что-то мешало ему сказать правду. Наконец, когда Егор успел пожалеть о своем любопытстве, священник откашлялся и неуверенно заговорил:

– Прости меня! Все эти годы я лгал тебе и другим прихожанам. Я лгал всем, включая самых близких мне людей. Господи, как трудно это говорить...

Он умоляюще посмотрел на Егора с Наташей, словно надеясь на прощение. Они молчали, не зная, как реагировать на очередную тайну священника.

– Я не тот, кем вы меня считаете... И я не священник. Мне пришлось купить фальшивую биографию, чтобы спастись.

Они слушали его, раскрыв рты. Священник продолжил говорить; его голос вновь стал отстраненно-равнодушным, похожим на мертвые голоса роботов прошлого.

– Мое настоящее имя Виктор Репес. Уже не помню, когда произносил его последний раз... До того, как стать священником...
– нет, выдать себя за священника, - я был региональным директором Гулла в России.

Егор мысленно присвистнул. Это примерно соответствовало должности министра российского правительства.

– Я служил Гуллу долгих шестнадцать лет...
– продолжал лже-священник.
– Служил бы и дальше, но в последний год я узнал кое-что, что заставило меня бежать оттуда сломя голову.

– Нина говорила, вы потеряли работу, потому что сломался ваш чип, - заметил все еще не оправившийся от изумления Егор.

– Он не сломался. Я сам вывел его из строя.

Над балконом вновь повисла тягостная тишина. Сломать свой чип - это звучало ужасно. Егору даже не хотелось спрашивать, в чем заключалась изуверская процедура. Значит, Авдеев - или, как он сказал, Репес?
– не инвалид? И все, что Егор знал о священнике - ложь? Он почувствовал легкое головокружение.

– Шива всемогущий, но зачем?!

– Мне нужно было исчезнуть. И я ошибочно полагал, что чип управляет моими мыслями и поступками.

– А Люба с Ниной знают?

– Нет. Они уверены, что я прячусь от преследований за соционику. Но не это самое страшное. Хуже всего, что...

Не договорив, он издал протяжный стон и закрыл лицо ладонями. Сквозь судорожный всхлип Егор услышал:

– ...моя дочь не родилась инвалидом... Это я сломал ее чип, когда ей было два года.

Волосы на голове Егора зашевелились. Ему стало по-настоящему страшно. Лишить своего ребенка чипа - все равно, что собственноручно выколоть ему глаза! Если это правда, то Авдеев - или Репес, как он себя назвал - сумасшедший маньяк и социопат. Если же это выдумка больного разума, он псих вдвойне!