Шрифт:
"Какая архаика! Но, похоже, она умеет читать и писать". Редкая способность в нынешние дни. Редкая и экстравагантная. Из всех знакомых Егора читать и писать умели лишь двое: Мишка и священник, что лишь подчеркивало маргинальность экзотического навыка. Мишка писал латиницей, так как родился уже после языковой реформы, искоренившей англицизмы и сменившей алфавит на латинский. Как и Авдеев, но тот изучил кириллицу самостоятельно. Егор благодаря деду знал оба русских алфавита, но предпочитал кириллицу, она казалась ему более стильной.
– Хорошо, - покорно согласился Егор.
– Только не знаю, что писать. Я малость не в настроении.
– Давай я напишу, - предложила Наташа.
– Ты?
– Она не догадается. Я подберу нужные слова, мне известна твоя лексика. Посмотрим, что она ответит, а тогда уже решишь, что делать дальше.
Немного подумав, Егор сказал:
– А, давай! Черт с ним.
– Фото твое приложить?
– деловито осведомилась Наташа.
– Нет. Я же говорю, я не уверен в ее отношении ко мне. Просто напиши ей... что-нибудь.
– Сделано.
– Что, уже?! Я хотел добавить...
– Письмо ушло, - насмешливо сказала она.
– В этой архаике есть элемент... необратимости. Надо ли объяснять тебе, что это такое?
Егор прыснул. Нет, с этим другглом определенно не соскучишься.
– А сейчас собирайся на встречу с Марком. Приедь пораньше, чтобы у тебя было время подумать над моей внешностью. Только посмей изводить меня потом сожалениями об ошибке, как ты умеешь!
– Слушаюсь, моя госпожа.
Ее слова волшебным образом подействовали на него. Забыв о слезах, он вскочил с дивана и пошел переодеваться. Дело было важным, даже торжественным, поэтому он выбрал костюм. Брюки ромбиком с четырьмя стрелками и прозрачный пиджак с десятком карманов на боках, именуемый акульим за сходство карманов с жабрами, сидели идеально. Егор покрасовался перед котом, спрашивая: "Мне идет?", пока Наташа не потеряла терпение и не закричала на него:
– Иди уже, жених!
Давясь от смеха, Егор зашел в лифт. Через пять минут он сидел в таксоботе, насвистывая навязчивую мелодию, последний хит Лолы Фомм.
8.
Мраморная стойка во всю стену блестела в лучах исходящего от потолка молочного сияния. На стене позади стойки растянулся огромный трехмерный логотип с изображением андрогинного человеческого лица, разделенного на две половины. Левая часть была нормальной, а правая, без кожи, принадлежала роботу со зловеще горящим угольком в глазу. Вырезанное из бежевого мрамора и покрытое чувствительным к воздействию тока лаком, огромное лицо едва заметно вибрировало, отчего выглядело пугающе живыми. Логотип помимо воли притягивал взгляды посетителей. Когда они смотрели на лицо, чипы в их головах озвучали название компании: "Пигмалион Андройд Системз".
Во всем зале, как еще в прошлый раз заметил Егор, не было ни единого элемента виртуальной реальности. Все казалось настоящим. Если виртуальные элементы и присутствовали, то были выполнены настолько хорошо, что полностью растворялись в окружающей обстановке. Стиль отделки, называемый дизайнерами "старый твердый мир", обходился довольно дорого; обычно к нему прибегали, чтобы подчеркнуть богатство организации.
Дизайн не тронул равнодушного к материальным вещам Егора. Его взгляд приковала сидящая за стойкой секретарь. Роскошная брюнетка лет тридцати поразила его еще в прошлый визит. И сейчас, хотя он ожидал увидеть ее, она вновь произвела на него неизгладимое впечатление. Девушка подняла глаза и увидела Егора. Улыбнувшись, она встала и обошла стойку, чтобы лично поприветствовать его.
У него перехватило дыхание. Одетая в облегающий брючный костюм секретарь была стройной, ростом чуть ниже его. Она двигалась мягко, как кошка. Ее бедра ритмично покачивались при ходьбе; блестящие волосы, прямые и длинные, развевались в такт шагам. Егор невольно напряг слух, стараясь уловить жужжание сервоприводов, столь заметное у предыдущей, семнадцатой модели. Он не услышал ничего, кроме приглушенного ковром звука ее легких шагов. GHR18 приводились в движение бесшумными мышцами из нанотрубок, сжимающимися при пропускании тока.
Подойдя почти вплотную, девушка быстрым движением поправила закрывшую лицо прядь и, глядя ему в глаза, улыбнулась. Ее взгляд, живой и искрящийся, сиял изнутри теплым светом, озаряя точеное лицо и делая его еще прекраснее. Все казалось настоящим. Все и было настоящим: нежная бледная кожа, очаровательная ямка на изящном подбородке, тонкий прямой нос с трепещущими от дыхания ноздрями, две родинки на гладкой щеке. Когда она остановилась прямо перед Егором, он ощутил запах ее волос, теплой кожи и дорогих духов. Она живая, в этом невозможно усомниться. И вместе с тем, Егор знал совершенно точно: она - гулловский адроид, демонстрационный образец человекоподобной серии "Гулл-хьюман-робот" в последнем, восемнадцатом поколении.
– Здравствуйте, господин Лисицын, - с улыбкой произнесла она голосом, от которого у Егора возникло щекочущее чувство внизу живота.
– Рада снова видеть вас в "Пигмалионе"!
Ее голос был бархатистым и нежным, как у Наташи. Низкий, с легкой хрипотцой, он напомнил Егору о чем-то давно забытом. Таким голосом, должно быть, говорила с ним мать, когда он, маленький и беспомощный, лежал в манеже; склонившись над ним, она ворковала, трогая его носом и губами, а ее распущенные длинные волосы - в точности как у девушки, только каштановые, а не черные - ласкали и гладили его, точно нежные теплые струи.