Шрифт:
Колчак благодарно улыбнулся; Анна Васильевна и впрямь побудила его вновь испытать гордость за тот свой поступок, который всегда возвышал и его самого в собственных глазах.
Двадцать седьмого мая 1917 года в Севастополе вдруг объявились представители Балтфлота. Вслед за ними прибыли посланные из Москвы большевики. Их напутствовал Свердлов. «Севастополь должен стать Кронштадтом юга», — склонный к неожиданным и красивым метафорам, не единожды произнес он и сам порадовался за себя: крылатая фраза собственного изобретения и вполне соответствует стилю революции. Прибывшие большевики с ходу пошли в яростное наступление с помощью своих, столь любимых ими митингов. «Черноморский флот покрыл свои знамена позором: он ничего не сделал для революции!», «Колчак — крупный землевладелец юга, ставленник контрреволюции, он лично заинтересован в захвате проливов. В Севастополе зреет заговор против революции» — и тому подобное, в том же духе. Нескончаемая агрессивная агитация завораживала матросские головы, опьяняла, побуждала к насильственным действиям.
Шестого июня делегатское собрание матросов, солдат и рабочих решило обыскать и обезоружить офицеров и сместить Колчака с его поста.
Разъяренный Колчак, узнав об этом, собрал команду флагманского корабля «Георгий Победоносец» и, доложив о сложившейся обстановке, заявил, что снимает с себя полномочия командующего флотом. Затем медленно, с достоинством подошел к борту корабля, снял с себя кортик, нервно, но целомудренно приложился к нему губами и громко, так, чтобы его слышала вся команда, сказал:
— Море мне вручило этот кортик, морю я его и возвращаю!
И, театрально воздев руки над головой, разжал пальцы. Короткий жалобный всплеск за бортом если и не услышали, то инстинктивно почувствовали матросы и офицеры корабля. По палубе, охваченной небывалой тишиной, пронесся трепетный ветер…
Сдав дела, Колчак отправился на берег и вскоре вместе с американской военной миссией адмирала Гленона, прибывшей к нему, чтобы «изучить методы борьбы с подводными лодками и постановку минного дела» (по крайней мере, так гласила официальная версия этого странного визита), ночным поездом выехал в Петроград. В поезде Гленон пригласил Колчака в Америку, чтобы он смог принять участие в Дарданелльской операции [25] . Колчак охотно согласился.
25
Дарданелльская операция — 19 февраля 1915 г. — 9 января 1916 г. во время 1-й мировой войны. Англо-французские десантные войска при поддержке флота высадились на Галлипольском полуострове с целью захвата Дарданелл, Босфора и Стамбула, но успеха не добились. В январе 1916 г. эвакуировались в Салоники.
По радиотелеграфу был передан его приказ:
«Считаю постановление делегатского собрания об отобрании оружия у офицеров позорящим команду, офицеров, флот и меня. Считаю, что ни я сам, ни офицеры ничем не вызвали подозрений в своей искренности и существовании тех или иных интересов, помимо интересов русской военной силы.
Призываю офицеров во избежание возможных эксцессов добровольно подчиниться требованию команд и отдать им все оружие. Отдаю и я свою георгиевскую саблю, заслуженную мною при обороне Порт-Артура. В нанесении мне и офицерам оскорбления не считаю возможным винить вверенный мне Черноморский флот, ибо знаю, что преступное поведение навеяно заезжими агитаторами. Оставаться на посту командующего флотом считаю вредным и с полным спокойствием ожидаю решения правительства».
Анне Васильевне Тимиревой он отправил письмо, в котором были и такие строки:
«Я хотел вести свой флот по пути славы и чести, я хотел дать родине вооруженную силу, как я ее понимаю, для решения тех задач, которые так или иначе, рано или поздно будут решены, но бессмысленное и глупое правительство и обезумевший, дикий и лишенный подобия человека, неспособный выйти из психологии рабов народ этого не захотели».
А на флоте вскоре дело дошло до массовых матросских самосудов и расправ с офицерами…
Недавнее прошлое стремительно пронеслось в голове Колчака, он величайшим усилием воли заставил себя вернуться в настоящее, и в этом ему снова помогла Анна Васильевна.
— За что нас так наказывает Всевышний? — решила она прервать затянувшееся молчание. — Почему вы проиграли? Мы проиграли, — тут же поправилась она. — Что это — перст судьбы или наказание за грехи?
Поезд резко затормозил, будто наткнувшись на препятствие, воздвигнутое на рельсах.
— Где мы? — нервно спросил Колчак у появившегося в дверях купе адъютанта.
— Станция Иннокентьевская, — растерянно доложил адъютант. — По расписанию эта остановка не была предусмотрена…
— Иннокентьевская? Что-то не припоминаю, — помрачнел Колчак.
— Иннокентьевская, близ Иркутска, — уточнил адъютант.
И тут же в купе вошел комендант поезда. Глухо и как-то буднично объявил:
— Господин адмирал, вы передаетесь иркутским властям.
Колчак мертвенно побледнел, с трудом заставил разжаться плотно сомкнутые губы:
— Значит, союзники меня предают? — Колчаку казалось, что он произнес эти слова громко и внятно, даже грозно, на самом же деле они, как вишневые косточки, застряли у него в горле. Комендант непонимающе-тупо смотрел на него, стараясь не встретиться с потухшими глазами адмирала.
— Союзники меня предают? — уже более внятно повторил свой вопрос Колчак.
Комендант сконфуженно молчал, и Колчак мгновенно овладел собой…
Анна Васильевна встала с ним рядом, ей хотелось сейчас крикнуть на весь мир, что он и она — единое целое и что если придется взойти на эшафот, то она взойдет на него рядом с Александром Васильевичем Колчаком.
Во вторник, 6 января в Иркутске вышел первый номер газеты «Рабочий и крестьянин». На следующий день газета уже именовалась «Сибирской правдой». В передовой статье бушевала высокая, до приторности красивая и потому не вызывающая внутреннего волнения патетика: