– Нет, мамочка, я пока в игру поиграю, так интересно!

Навороченный джип уже стоял в гараже. Хозяин его, оставив дверцу открытой, ушел, Марина полезла в мотор, поверяя что и как.

Горшков минут пятнадцать как, чертыхаясь, прислушивался к шуму мотора, что-то было не так, до своего механика можно было и не доехать. И тут он вспомнил, как Козырев хвалился механиком с золотыми руками. Прикинув по времени, что тот ещё в офисе позвонил ему.

– Иван, здорово, ты хвалился своим механиком как-то?

– Было дело!

– У меня что-то в моторе постукивает, он сможет посмотреть?

– Перезвоню!
– Через три минуты сказал: - Подъезжай, только после, если все мелочевка, надо отвезти домой - там ребенок небольшой с велосипедом и подарками на день рождения, а ехать им домой с пересадками. Если же надо будет долго разбираться, вызовешь и оплатишь им такси.

Загнав машину в гараж и оставив открытой, Горшков поднялся к Козыреву. Поговорили, Ивану надо было уезжать за планами для реконструкции купленного где-то в глухой деревне дома. К чему купленного, Горшков не вникал - вроде, внукам там очень привольно.

Распрощались с Козыревым, Горшков пошел в гараж, машина стояла на яме и слышался стук инструментов. По опыту зная, что ничто так не бесит, как стояние над душой - Горшков зашел в кабинетик.

За столом сидел худенький малыш, увлеченно игравший в какую-то игру.

– Здравствуйте,дяденька!
– на него смотрели огромные голубые глазищи.

– Привет, ты кто?

– Я - Санька!

– Ух ты, и я тоже Санька, а как полностью тебя - Александр..?

– Александр Сергеевич Вершков!

– О, а я Александр Сергеевич Горшков, мы с тобой почти полные тёзки. Это твой папа мне машину смотрит?

– Нет, не папа, это мамочка моя ремонтирует.

– Мамочка? Надо же! А я думал, папа!

– Папы у меня нету, - погрустнел малыш, - я его не видел ни разу, баба Лена всегда ругалась и говорила плохие слова на него. А сейчас он там...
– малыш указал пальчиком на потолок.

– Бывает, брат. А чего это ты весь в коробках?

– У меня вчера день рожденья был, это мне мамины коллежники надарили, ну, с кем она работает, дяденьки. А дядя Палыч и Лёшин дедушка, Иван Игнатьич мне велик подарили, а Леша, друг самый настоящий - вот эту игру! У меня столько много подарков ещё не было ни разу.

– А сколько тебе лет исполнилось?

– Семь уже, в школу через год пойду. Мама сказала, что за год ещё мои ножки станут совсем крепкие и тогда в школу к ребяткам можно.

– А ты что, болеешь?

– Сейчас нет, а раньше ножки не ходили совсем-совсем. Меня на коляске возили. Я слышал, тётя врач мамочке говорила, что меня куда-то отдать надо, а мама ругалась с ней. Только Вы, дядя Саша, ей не говорите, что я слышал, она будет сильно грустная.

– Не буду!
– Горшкову очень понравился этот разумный, но уж очень маленький и худенький для семи лет, Санька.

– Значит, тебе все-всё подарили?

Малыш вздохнул: - Хотелось бы планшет, но денег у нас таких нету, на реа.. ребилитацию надо!

Стукнула дверь, вошла худенькая высокая женщина в рабочем комбинезоне: -Не устал, сынок? Всё, сейчас я руки мою, переоденусь и домой!

– Нет, мама, я тут с дядей Сашей познакомился. Он тоже Александр Сергеевич, как и я.

Стоящий в углу мужчина как-то закашлялся, а потом сказал: -Здравствуй, Марина Каткова!

– Вершкова, - машинально ответила уставшая Марина, - Ваша машина готова!
– А потом до неё дошло: её назвали девичьей фамилией, она вгляделась в мужчину.
– Здравствуйте, Александр Сергеевич! Я сейчас переоденусь,подождите!

Кода она уже переодевшись зашла, Горшков поразился: в рабочем комбинезоне она казалась не такой худой, сейчас же стало заметно, что она неестественно худая и вся такая уставшая-уставшая.

– Я обещал Вас отвезти, Иван Игнатьич сказал, что вам на метро долго и с пересадками, - перебил он Марину, которая пыталась отказаться.

Быстро загрузил подарки и велик в багажник и, посадив их с Санькой на заднее сиденье, поехал на другой конец Москвы. Санька, сначала восторженно вертевший головой, вскоре, прислонившись к боку мамы, уснул, Марина тоже, казалось, дремлет.

– Почему так сына назвала?

Марина помолчала: -Так совпало!

– А может ... что-нибудь вспомнилось?

Она как-то подобралась и сухо сказала: -Если это щекочет Ваше самолюбие, то... считайте как хотите.
– Она уставилась в окно.

Горшков же чертыхнулся про себя: мудак, двадцать лет прошло, а ты все ерундой маешься. Сам же тогда накосячил...

– Извини, Марина, не подумал.-

Так в молчании и доехали до дома, Горшков и не бывал в этом районе ни разу - какие-то облупленные пятиэтажки с заросшими дворами и с разбитой, в ямах и колдобинах дорогой. Подъехав прямо к подъезду, выскочил, открыл дверь Марине и осторожно взял спящего Саньку: