Шрифт:
— Как вы смеете?…
Сумиэ вздохнула и застонала. Наль поднял ее и на руках понес через двор к Эрне в комнату.
Ярцев, наклонив набок голову, взглянул исподлобья на комиссионера и глухо сказал:
— Молчи!.. Второй раз крепче ударю… Белогвардейская сволочь!
Он сделал шаг к Строеву. Комиссионер, побледнев еще больше, торопливо втянул шею в плечи и бросился мимо него по коридору на улицу…
На следующий день Ярцев и оба Сенузи переехали на другую квартиру, в район Акасака.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Эрна читала передовую статью из «Правды». Барон Окура сидел за письменным столом, наклонившись над картой, мрачно и внимательно слушал.
— Минутку!.. Я запишу, — прервал он внезапно, отмечая в блокноте график добычи по чугуну и стали. — Дутые цифры!.. Хотят показать, что делают гигантское дело!
— Напрасно так говорите. План уже выполнен, — ответила спокойно Эрна.
Барон медленно встал из-за стола и, подойдя к дивану, с пасмурным видом взял у нее из рук «Правду».
— Вся их система — принудительный труд, — . стукнул он вдруг. по газете тылом ладони, теряя обычное хладнокровие.
Барон положил газету между цветами на круглый, покрытый шелковой скатертью стол, стоявший против дивана, и сел рядом с девушкой, не отводя от ее лица напряженного взгляда.
— Не защищайте, вы же не большевичка!.. Вы тоже так понимаете, как и я, — произнес он скорее с оттенком властного утверждения, чем вопроса, беспокойно постукивая по столу пальцами.
Эрна безгневно возразила:
— Успехи Советского Союза признаются не только большевиками. По-моему, странно их отрицать.
— Нет-нет… Вы тоже так понимаете. Я вас узнал. Точно.
— Плохо узнали, — потянулась к газете Эрна, поджав насмешливо губы. — Ну-с… я продолжаю читать…
Окура не грубо, но слегка раздраженно перехватил у нее газету, небрежно сложил — почти смял — и бросил резкие движением на письменный стол.
— Читать не надо, — сказал он отрывисто. — Лучше практика языка, разговор… И потом я хочу предложить обедать. Я очень голодный.
— Вы не обедали?
— Я сразу с собрания. Боялся опаздывать.
— Обедайте… Я подожду.
— Нет-нет, надо вместе.
Он выпрямился и громко хлопнул в ладоши.
Служанка просунула в портьеру голову.
Окура нетерпеливо скомандовал:
— Фрукты! Бифштекс! Шоколад! Вино!
Служанка исчезла. Эрна бросила взгляд в сторону смятой газеты.
— И о выступлении Литвинова в Лиге наций не будем читать? — спросила она, устало сдвигая брови.
— Не надо… Единственный фронт, где Советский Союз не преувеличивает, а преуменьшает, — Красная Армия. Здесь они, надо признаться, превзошли ожидания. Успехи большие. Цифры действительной мощности Красной Армии в газетах показаны недостаточно.
Голос Окуры прозвучал резко и остро. Эрна, невольно заражаясь его настроением, взглянула ему в лицо почти вызывающе холодными ясными глазами.
— Возможно, — кивнула она. — Советский Союз не может не думать об обороне, когда у него так много врагов. Но ведь и вы не показываете ваших действительных сил. Разве та сводка, которая представлена на конференцию по разоружению, верна?
Оживленное лицо барона сделалось сразу непроницаемым. Он помолчал, потом быстро и резко ответил:
— Верна!
Эрна недоверчиво переспросила:
— Нет, по совести?
Окура молчал. Эрна смотрела на него с изумлением: перед ней сидел совсем другой человек — неприязненный, жесткий и мрачный. В эту минуту вошла служанка с большим деревянным подносом, заполненным фруктами, шоколадом, двумя кусочками мяса в глубоких тарелках и бутылками вина. Поставила все на стол и бесшумно исчезла. Барон Окура немо смотрел себе под ноги.
Эрна сухо опросила:
— Что с вами, Окура-сан?
— Ничего.
— Не лгите. Я вижу.
Он жестко пробормотал:
— Нет, ничего.
Тогда она встала и решительно взяла свою шляпу.
— На вас повлияло, что я спросила о силах японской армии? Заподозрили шпионаж? — сказала она обиженно и немного высокомерно. — Тогда, конечно, мне нечего делать здесь…
Она торопливо надела шляпу и направилась к двери. Барон Окура решительно загородил ей дорогу.
— Минутку! — пробормотал он, мрачно сверкая глазами.
— Ну?
Эрна остановилась против него, слегка побледнев, не зная, что он предпримет, хрупкая после болезни, как девочка, и в то же время исполненная решимости.