Урок английского. Демкина, сдвинув очки на нос, пристально смотрит на меня поверх очков, смотрит и молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю ее:

– Что вы на меня так смотрите?

Вопрос не очень вежливый, но и поведение учительницы подстать вопросу.

– А что мне на тебя не смотреть,- отвечает мне Верушка.- Ты вчера вечером смотрела, что тебе совершенно не положено.

Я смущаюсь и замолкаю.

Мама, которой не с кем пойти, взяла меня в театр филармонии. Приезжали артисты из Тбилиси, ставили русские пьесы, одна была Алексея Толстого, совершенно не помню названия. Пьеса очень фривольная, и я радостно и громко смеялась шуточкам персонажей, заливалась на весь зал от радости, что я понимаю взрослые шутки, а мама меня смущенно одергивала.

Вера Павловна, оказывается, тоже там была и если и не видела меня, то, во всяком случае, слышала.

Она сделала замечание не только мне, но позднее, на родительском собрании и маме.

Поистине Демкина была вездесуща и ничего не упускала и не забывала.

Весна. Солнце пробивается сквозь немытые окна классной комнаты. Урок математики. Я слушаю объяснение. Люда придремывает. Вдруг она открывает глаза :

– А я вчера нашего Валентинчика видела в бане с женой и детьми.

И после паузы она продолжает:

– Ты представляешь Валентинчика голым?

Я задумываюсь, и мне становится обидно за Валуйского и стыдно за Людку.

Он немолод, не красавец, отец семейства, зачем четырнадцатилетней девочке представлять его голым?

Люда, как и я, растет без отца, не привыкла к мужчинам, может быть поэтому?

– Да ты чего?- вопросом на вопрос отвечаю я.
– Зачем это?

– Да так,- тянет Люда, -вдруг подумалось.

Плохо быть учителем, даже в баню пойти нельзя, везде глаза, везде уши- продолжаю я свои мысли, и уже не слушаю объяснений.

Большая перемена перед уроком английского.15 минут большой срок, и часть класса убегает на улицу. В классе остается несколько человек. Среди них Оксана Тотибадзе - очень высокая, стройная девочка с копной пушистых русых волос, нежным девчоночьим личиком и мягкими полными губками, будущая чемпионка Грузии по прыжкам в высоту. Ей не сидится на месте, и она вместе с кем-то из ребят устроила соревнование - они прыгают с парты на парту по всему ряду. На пол летят ручки и учебники, мальчишки пытаются угнаться за Оксаной, но где там. Она летает по всему классу, уже пропрыгала два ряда и пошла на третий. Звонок застает ее можно сказать в полете.

Оксана останавливается и делает попытки отдышаться.

Лицо у нее раскраснелось, фартук сбился на сторону, волосы дыбом и в этот момент входит Демкина. Она останавливается на пороге как вкопанная, наблюдая поверх очков, как Оксана приводит себя в порядок. Под гипнотизирующим взглядом Верушки пуговки на фартуке никак не застегиваются.

Ждут взрыва, но Верушка только восклицает полным сарказма голосом:

– Тотибадзе, ну Тотибадзе, ты только посмотри на себя, -подходит к столу, еще раз бросает взгляд на разгромленный класс и говорит:

Who is on duty today?

Оксана облегченно вздыхает. Нравоучений и воплей по поводу ее внешнего вида и поведения не предвидится. Начинается урок.

12 июня

Прочитала последнюю запись в дневнике. За замечание мне ничего не было. В субботу я не дала подписать дневник, а во вторник легла на операцию гланд.

У меня хронический тонзиллит. Я постоянно больна, в горле пробки. Тетя Агнесса, мамина одноклассница, врач отоларинголог, и в настоящий момент мамина коллега по железнодорожной больнице, промывает мои гланды реванолем. В гланду вставляется шприц с трубочкой и под давлением жидкости пробка вымывается наружу и я сплевываю эти отвратительные желтые комки гноя. Каждый день после школы я хожу на эту процедуру и все без толку, все ткани моих гланд заполнены этой дрянью.

Когда я, замученная постоянной температурой и всевозможными ограничениями, связанными с болезнью, решила оперироваться, то анализ крови оказался плохой - свертываемость низкая и я долго пила противный раствор хлористого кальция. Пила не меньше 3 недель.

Когда бутылка с раствором закончилась, я сказала маме решительно:

– Завтра у тети Агнессы операционный день, я ложусь к ней,- собрала свои вещи, и мама меня проводила в больницу.

Операция эта считается легкой. Меня посадили в кресло, сделали два укола новокаина и стали рвать.

Господи, что это был за кошмар!

Меня так тошнило, что все кишки переворачивались (я в то утро ничего не ела и поэтому меня не рвало). Руки у меня не были связаны. К своей чести надо сказать, что я не кричала и не хватала хирурга за руку. Однако, под конец не выдержала и стала просить, чтобы дали немного отдохнуть. Операция длилась 15-20 минут.

Мою маму врачи обманули - сказали, что нет новокаина, и что операцию будут делать через полчаса. Она так и сидела в своем кабинете, когда за ней прибежали с криком: