Люда дружит с мальчиком, Вовкой Жовнюк. Девчонки про них сплетничают, что первое время меня сильно настораживает.

Весь четвертый класс, несмотря на кучу новых знакомств, на первом месте у меня остается Оля Решетникова, с которой мы проводим вместе много времени, обсуждаем массу проблем и которая сочинила про меня ехидные стихи. В них были такие слова "...тихо бровью повела и сказала - я права"...

Я сильно злюсь, когда она в очередном споре вместо разумных доводов приводит это двустишие (придумано было больше, но сохранилось на слуху лишь эти строчки), но не могу не чувствовать определенную долю правды, которая отражена в стишках, я очень, ну очень редко признаю свою неправоту.

Мне трудно утвердиться в глазах Ольги, ведь я на год моложе, отстою на целый класс и она никогда со мной вместе не училась. Уважение тех, с кем я учусь, мне легко завоевать своей способностью решать трудные задачки по арифметике.

Мы сидим у Ольги, дома никого нет. Оля нашла в мамы в сумке презерватив и мы разглядываем его упаковку, достаточно плохо представляя себе его назначение и способ использования.

– Я слышала, это связано с детьми, - говорит Оля.
– Сколько этих штучек, столько и детей.

И она торопится положить его обратно, чтобы ее мама не заметила, что мы его брали

Я у Ольги на кухне и жду ее, чтобы вместе пойти гулять. Она моет посуду. Моет она не так, как я, я не столько мою, сколько совершаю обряд омовения, нисколько не интересуясь достигнутым результатом.

Оля просматривает каждую вилочку и если видит между зубьями присохшую еду, то тщательно ее выцарапывает оттуда. Я чувствую, что сейчас умру от тоски ожидания. Но Ольгу не своротишь. Мы идем только тогда, когда она аккуратно вытерла полотенцем всю посуду.

В новом классе очень недолго училась с нами девочка из Азербайджана. Она похожа на меня, худенькая, черненькая, только в очках. Довольно противная девочка, во всяком случае очень надоедливая и приставучая. Ее часто обижали в классе, впрочем нравы в нашем классе оставляли желать лучшего (среди девочек тоже). Однажды, когда мы возвращались из школы, она чем-то сильно меня донимала, дразнила и сильно обидела, а потом, ехидно посмеиваясь, пошла вперед, а мы с Людой шли сзади. Я смотрела на ее спину и злилась, чувствуя, что она уже забыла про меня, обидела и идет себе, как ни в чем не бывало.

Обида требовала выхода и я вдруг разбежалась и сильно толкнула ее портфелем между лопатками. Она оказалась значительно легче, чем я ожидала, удар был очень сильным, она упала, разбила себе коленки, встала и не оглядываясь, вся сжавшись и сгорбившись, побежала с громким плачем домой.

Мне было ее жалко и очень стыдно, я до сих пор помню, как с силой бью по легким детским лопаткам. Возникло чувство, что я обидела маленького ребенка. Никакого удовлетворения месть мне не принесла.

– Я не ожидала, что она так упадет и сильно разобьется, - стараясь оправдаться, сказала я Люде, которая молча присутствовала при этой сцене

– Да - сказала Люда, - ты, конечно, не рассчитала, но не переживай сильно. Она ведь первая начала дразниться, ты ее не трогала.

Люда умела спокойно видеть ситуацию со стороны, замечая детали, которые не видела ни я, ни Оля. Эти свойства ее характера, полностью отсутствующие во мне, особенно когда я горячилась (вся в отца!), очень меня привлекали.

Люда жила с мамой и отчимом, целые дни была одна, и привыкла сама принимать решения, в то время как я всегда была под контролем бабушки.Люда чувствовала разницу между моей избалованностью и ее самостоятельностью, но не в пример многим знакомым девчонкам никогда не ставила мне это в укор.

Тут же, в Карталах, жила ее бабушка, но Люда не была к ней привязана и слушалась ее меньше, чем я свою. Будучи столь сильно несхожи по характеру и образу жизни, мы с Людой, сдружаясь, ссорились друг с другом гораздо меньше, чем я с Олей. Люда на мелочи не обращала внимания, а серьезных разногласий у нас не возникало.

9 (неизвестно какого месяца и года, 9 и все тут)

Я встала рано в 6 часов. Потом поругалась с бабой из-за Ситникова (Ситы). Приготовила себе завтрак и поела. Баба со мной не разговаривала. Немного погодя пришла Анна Демитриевна (орфография сохранена). Она после долгих уговоров села за стол. Я со скуки взяла томик Пушкина и стала его перелистовать. Но стихи не лезли в голову. Пушкина пришлось оставить в покое. Я позвонила Ольге и позвала ее к себе. Она пришла, и мы поиграли. Потом пошли в сад отделения милиции.

Ольгин отец работал в МВД и был каким-то начальником, тихий, склонный к полноте мужчина. Оля проходила через охрану под тем предлогом, что идет к отцу, а я с ней. Но его темный кабинет с кожаными казенными диванами и креслами мы не посещали, а ходили в садик возле отделения, где росли ранетки, мелкие, сильно вяжущие, но мы их с удовольствием ели, обрывая с веток и пытаясь достать те плоды, которые висели повыше.

Вскоре такое времяпрепровождение нам надоело и мы, обнаружив, после тщательного исследования, в здании отделения большой заброшенный чердак, стали организовывать там штаб.