почувствовать, как пинается наш малыш.

– А-а-а-ай! – завыл я, получив вдруг удар в голень.

Взглянув вниз, я увидел Гэвина. Ну вот, пожалуйста. Только я пожалел о пропущенных

пинках малыша… Думаю, моя голень запомнит это навечно.

– Я забыл твое имя. Можно, я буду звать тебя собачьей какашкой?

Не успел я сформулировать подходящий ответ на такой вопрос, как услышал за спиной

голос Клэр.

– Гэвин!

– Это не я! – поклялся он с паникой на лице.

– Ага, конечно, – невозмутимо сказала она. – Этого милого человека зовут Картер. И хватит

называть всех собачьими какашками.

Оглянувшись, я увидел, что она стоит в проеме двери, ведущей на кухню, и строго смотрит

на Гэвина.

– Не обижайся, – сказала она, переводя взгляд на меня. – На прошлой неделе он на любой

вопрос, о чем бы его не спросили, отвечал «глупые жирные коровы – глупые».

Обрадовавшись, что тема с собачьими какашками всплыла не потому, что он успел

возненавидеть меня, я рассмеялся, а Клэр подошла ко мне и взглянула на фото, которое я по-

прежнему не выпускал из рук.

– О боже, убери эту фотографию. У меня на ней такой вид, словно во мне выросла

гигантская опухоль. Опухоль, которая испинала мне всю вагину и из-за которой я писалась, когда

чихала, – простонала она, а потом спохватилась. – Я что, только что сообщила тебе, что писалась в

трусики?

– Типа того. Но не переживай. Я разошлю эту новость всего четырем контактам из своей

записной книжки, не больше.

Внезапно я осознал, что мы стоим друг перед другом настолько близко, что можем

поцеловаться, и, совершенно забыв о том, что мы не одни, наклонился к ее лицу.

– Ма-ам, можно я открою подарок прямо сейчас?

Наши рты замерли в дюйме друг от друга. Мы посмотрели вниз, и Клэр со вздохом отошла

от меня.

– Да, – ответила она. – Можешь открыть подарок прямо сейчас.

Он плюхнулся на пол прямо там, где стоял, и начал разрывать оберточную бумагу – да так,

что обрывки полетели во всех направлениях.

– Ты не обязан приносить ему подарки, – тихо сказала она мне.

Я пожал плечами.

– Да ерунда. Там ничего особенного.

– Мам, смотри! Тут есть и мелки, и фломики, и краски… вау, я теперь могу все

раскрашивать и рисовать картинки! – возбужденно воскликнул Гэвин, протягивая все

вышеперечисленное Клэр.

– Здорово, детка. Давай ты отнесешь их к мамочке в комнату, а позже мы вместе со всем

этим поиграем?

– Но мне хочется порисовать, – начал канючить Гэвин и нечаянно уронил коробку с мелками

на пол. – Дерьмо!

– Гэвин Аллен! – взревела Клэр.

Зная, что смех сейчас будет не к месту, я отвернулся и стал думать о мертвых щеночках и о

той сцене из «Поля его мечты», где Кевин Костнер играет в бейсбол со своим папой. Черт, на этом

моменте меня всегда пробирало до слез.

81

LOVEINBOOKS

– Еще одно плохое слово – и схлопочешь по заднице. Ты меня понял? А теперь поблагодари

Картера за подарок, иди в свою комнату и не выходи оттуда до ужина.

– Спасибо, Картер, – промямлил Гэвин и поплелся по коридору.

Как только он ушел, я начал смеяться, и Клэр стукнула меня по плечу.

– Извини. Просто он дико смешной.

Она закатила глаза и пошла на кухню, а я двинулся за ней следом.

– Ага, умереть со смеху. Поглядим, что ты скажешь, когда побываешь с ним на людях.

Например, в церкви. Когда станет так тихо, что будет слышно только журчание фонтанчика в

глубине церкви, а Гэвин во весь голос скажет: «Мамочка! Я слышу, как Иисус писает!» Вот тогда

тебе станет совсем не смешно.

Я взглянул на стойку позади нее, и у меня отвисла челюсть. На всех свободных

поверхностях было разложено печенье, шоколад и конфеты – всех существующих видов.

– Я что, попал на фабрику к Вилли Вонке?

Она со смехом сняла крышку со стоящей на плите огромной кастрюли и помешала ее

содержимое.

– Я решила на сегодняшний вечер сделать вас своими подопытными морскими свинками.