«Да, начинать сначала невозможно, — размышлял он, сидя у окна. — Пусть будет так, как есть. Ломать нужно было раньше…»

«Я болен, — продолжал рассуждать он, — и было бы жестоко с моей стороны обременить своей болезнью старых родителей, надоедать Андрею и Антону, стать для всех обузой…»

Но, припомнив вчерашний день, свой скоропалительный поход по врачам, а также то, что Варвара Ильинична разрешила ему пить и что пришла она с пустыми руками, а уходя, держала под мышкой какой-то сверток, несомненно подарок Лизы, — припомнив все это, он усомнился в серьезности своей болезни. А если так — значит, рано ему на пенсию, нужно работать, и это верно, что Агеев и все другие высмеяли его затею с пенсией. Еще он думал о сыне, о том, что сыну следует помочь продвинуться по службе, так как сам он вряд ли пробьется. Ему пришло в голову поговорить кое с кем и узнать, нельзя ли подыскать сыну какую-либо работу за границей, пристроить его к какой-нибудь группе специалистов. Этот вариант казался ему сейчас одним из лучших. Пусть Алик поживет вне дома, с людьми, которые потребуют от него дела и дела, это поможет ему духовно окрепнуть, выбросить из головы всяких случайных девиц, словом, избавит его от легкомыслия. Как бы там ни было, но Алик его сын, и он не имеет права просто так отмахнуться от него.

Первым из купе вышел Алик, заспанный, с помятым лицом, держа в руках полотенце и мыльницу.

— Ну как, старичок, скверно? — похлопал он Леонида Владимировича по спине.

Снисходительный тон не понравился Леониду Владимировичу, и он недовольно спросил:

— Где Виктор? Самолетом улетел, что ли?

— Да нет, остался. Дождется остальных контейнеров и толкнет их по железной дороге в Одессу.

— Почему же мать не осталась или ты? — снова недовольно спросил Леонид Владимирович, давая попять, что сам он не имеет никакого отношения к контейнерам.

— Не волнуйся, муттер одарила его с лихвой, ответил Алик. И усмехнулся: — Я и не знал, что хрусталь стал железным хобби нашей маман.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понял Леонид Владимирович.

— Да то, что вы с блеском провезли целый контейнер тряпья. Пока ты был в поликлинике, я переправил его из порта на товарную станцию, — сказал Алик, и спросил: — Ты не станешь возражать против «Лады»? Муттер на сто процентов «за». Я берусь устроить без очереди, а права получу в момент.

— Об этом после поговорим, — ответил Леонид Владимирович, чувствуя, как в нем снова нарастает неприязнь к сыну. И, вспомнив, как ночью ходил к нему в номер, строго спросил: — Ты лучше ответь, где ты провел ночь?

— Ну, старичок, о таких вещах взрослые взрослых не спрашивают, — ответил Алик, хлопнув его по плечу, и пошел умываться.

Леонид Владимирович с силой распахнул дверь в купе. Жена уже тоже не спала, читала «Крокодил».

— Я хочу есть, — сердито заявил ей Леонид Владимирович, кипевший гневом после разговора с сыном. — В конце концов нельзя же сутками не есть!

— Мы с Алей пообедали, пока ты спал, — ответила Лиза, не отрываясь от журнала. — Сходи в ресторан и перекуси.

— Дай мне денег, — решительно потребовал он.

Лиза отложила журнал, вынула из-под подушки замшевую сумочку и, роясь в ней, спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно, — сказал он, вкладывая в это слово особый смысл.

— Вчера ты пил, как сапожник. Я тебя еще таким не видела, — сказала она и, положив на столик бумажный рубль, закрыла сумочку.

— Что ты мне даешь? — возмутился он. — Что это за деньги — рубль?

— Тебе мало? — спокойно спросила она и, снова порывшись в сумочке, прибавила к рублю полтинник.

— Дай еще! — повысил он голос. — Дай мне десять рублей! У меня должны быть свои деньги.

— Возьми все, — Лиза швырнула на столик сумочку. — Бери и трать, сколько хочешь. Хоть все! — Она взяла «Крокодил» и стала нервно перелистывать страницы.

Леонид Владимирович презрительно хмыкнул, взял со столика рубль с полтиной, сунул деньги в карман брюк, снял с вешалки свой пиджак и, избегая дальнейших пререканий, вышел из купе.

Пробираясь в вагон-ресторан, находившийся в середине состава, Леонид Владимирович проклинал себя за то, что вчера не позвонил Антону, не встретился с ним и не остался у него. Сердце у него бешено колотилось, в висках гулко стучала кровь. Он решил выйти на первой же остановке и встречным поездом вернуться к Антону.

Через две недели после возвращения домой Леонид Владимирович, переходя улицу, был сбит автобусом и спустя несколько часов скончался в больнице, не придя в сознание.

Свидетели этого несчастного случая, оставшиеся на месте происшествия до приезда работников ГАИ и дававшие им показания, уверяли, что водитель автобуса ни в чем не повинен, так как пострадавший, то есть Леонид Владимирович, грубо нарушил уличное движение: в то время как все пешеходы стояли на бровке тротуара, пропуская поток мчавшихся по улице машин, Леонид Владимирович, которого очевидцы случившегося называли «пешеходом в полотняном костюме», пошел на красный свет, прямо под несшийся на полной скорости автобус. Некоторые очевидцы утверждали, что вид у него был удрученный, и, похоже, он не соображал, что идет под колеса машины, судя по тому, что сошел он с тротуара с опущенной головой, не взглянув ни вправо, ни влево.