Шрифт:
мы будем без сладкого?
– Если не хотите, чтоб раньше времени померла девка, ничего потерпите,
неделя не срок, зато потом оторветесь по полной. Все поняли - строго сказал
главный браконьер.
Затем для меня начался настоящий кошмар. На меня взвалили всю женскую работу,
в которой я ничего не понимал и за это был постоянно бит Димоном. Мне кажется
он мстил мне за свой глаз и испуг, которому я оказался свидетелем.
А Иван, все удивлялся моему неумению вести хозяйство.
– Ты только для одного приспособлена - зло выговаривал он мне, варя на всех
обед и пугая при этом - чтобы день и ночь тебя употреблять. Но ничего оклемаешься я тебя
затрахаю до смерти.
Вот гад.
А через неделю для меня начался настоящий ад. Меня имели днем и ночью, кому
когда вздумается и захочется, но и буквально пинками приучали меня к женской
работе. Я научился поварить и стирать, зашивать им порванную одежду.
Вообщем стал полностью их рабыней, как сексуальной, так и физической.
Дважды пытался бежать, но каждый раз они меня отлавливали и били до полусмерти,
после приходил в себя и все начиналось по новой, даже была мысль повеситься, но
они зорко следили за мной, на ночь привязывая к наровым столбикам.
После моего второго побега, третий из них самый молчаливый Михаил, раздул
импровизированный горн и из старых капканов, сковал мне на ноги кандалы, так
чтобы свободно мог передвигаться, поднимая звенья цепи перед собой, но не смог
далеко с ними убежать в тайгу.
Кончался август, я у них в рабстве уже четвертый месяц и просвета для себя не вижу. Они уже так сильно не обращают на меня внимания, потому-что знают, что с
такими гирями на ногах, навряд ли далеко убегу. И я свободно брожу по территории
поляны, вот только моторки свои они пристегивают на замки, вкопав столбы с кольцами на пристани. Знают на лодке еще у меня есть возможность убежать, а пешком шансов нет.
И вот как-то идя от отхожего места я подслушал разговор Митрича с Иваном.
Молодой и Михаил, поехали трусить сети, а эти двое остались и пили самогонку.
Я, взяв в руки цепи, чтобы не дай бог загремели, подобрался тихонько к окну и
пристроившись сбоку, поближе к стеночке, стал прислушиваться к пьяному разговору.
– Митрич, вот скажи, что с этой девкой делать?
– слышался голос кряжистого
мужика - попользовались ей мы знатно, но нам на зиму пора сваливать отсюда, а
куда мы ее денем. Здесь оставлять ее нельзя, не дай бог до людей доберется,
тогда нам точно крышка, сколько дней ее сильничали. А оставлять ее живой нам,
ну никак нельзя. Кто на себя этот грех возьмет, а?
– Ваньша!
– ответил ему старший - не кипишуй, я все уже продумал,
недаром вы выбрали меня бригадиром. Я недавно был на золотом прииске у Егора.
– Это, что у черных копателей, что ли?
– переспросил Иван.
– Да у них самых - подтвердил тот - и уже договорился с ними, что нашу немую
девку отдадим им в аренду на зиму, за золотой шлих.
– Ну и что?
– тупо удивился Иван.
– Как что?
– горячился Митрич - ты знаешь скока там мужиков? Человек тридцать, не меньше и все до баб голодные. Да они ее там затрахают до смерти,
даже ежели и выживет, все равно забирать ее от них не будем, так и так, они ее
сами и кончат, а у нас руки будут не замараны и грех не придется на себя брать.
– Ну ты и голова!
– восхитился его напарник - молодец все продумал, а я бы ни в жизсть не догадался никогда! Давай выпьем за твою светлую голову.
И они чокнувшись, выпили по полному стакану, а я потихоньку отошел и подошел
к пристани. Присев на бревно горестно задумался. Вот ты Женечка и дождался!
И мне вспомнилась моя прежняя беззаботная жизнь в Москве, с ее тусовками и ночными клубами. Сейчас они для меня оказались настолько далеки и нереальны, что
казалось все было неправдой и иллюзией.
Я уже не раз задумывался о себе, о своих поступках. У меня все время перед глазами стоит дочь того полковника, которого оболгали наши адвокаты и говорят позже он