В отличие от некоторых других, знакомых мне кузнецов, учитель рук не распускал, только один раз я получил от него небольшую трёпку, да и то за излишнее любопытство. Слева от входа стоял большой ларь, постоянно закрытый на висячий замок, его содержимое долго занимало мои мысли. Однажды замка не оказалось на месте, и я решил поднять загадочную крышку, за что тут же поймал от Добрыни пару увесистых затрещин. Разгневанный старик строго-настрого запретил мне заглядывать внутрь, при этом было заметно, что он досадует на свою несдержанность. Пришлось оставить ларь в покое, а тайна до сих пор осталась неразгаданной.

Незаметно мы притёрлись и привыкли друг к другу, старик перестал хмурить брови и ворчать за работой, всё чаще за усами и густой бородой проскакивала лёгкая одобрительная улыбка. Я тоже научился понимать его указания с полуслова и зачастую действовал вполне самостоятельно, не дожидаясь команды. Великое таинство превращения куска сырого железа в полезные и необходимые вещи полностью захватило меня. Я увлечённо впитывал знания и пояснения, которыми щедро делился учитель, а тот с радостью подогревал мой интерес всё более сложными заданиями. Теперь, после пяти лет ученичества, от былых разногласий не осталось и следа, Добрыня относился ко мне, как к сыну, а я любил и почитал его, как мудрого и заботливого отца.

Лёгкий весенний морозец стал холодить босые ноги, оторвав от размышлений. Вокруг посветлело, солнце готовилось вынырнуть из-за края земли и окрасило нижние края висевших над лесом облаков в весёлый ярко-розовый цвет. В бане, притулившейся на заднем краю огорода, было ещё тепло, и мне удалось быстро застирать следы своего взросления. К семнадцати годам ростом и шириною плеч я обошёл многих мужчин нашего селения и теперь стеснялся своих непомерно длинных и неуклюжих рук, ущербно тонкой ниточки усов над верхней губой и предательского юношеского румянца на щеках. Мужская сила неуклонно зрела во мне, иногда просыпаясь в самый неподходящий момент, вид стройной женской фигуры приводил в большое смущение, а по ночам часто снились такие сны, о которых стыдно было кому признаться.

С приходом весны стало ещё хуже, весенняя мощь переполняла меня, кровь весело бурлила в жилах, тело требовало движения и работы.

Вернувшись во двор, я принялся яростно бегать по кругу, временами переходя на прыжки, кувырки и другие кульбиты, которым научился в памятном путешествии с бродячим цирком. Пёс Трезорка вылез из будки и лениво следил за моими перемещениями, наклоняя кудлатую голову то в одну, то в другую сторону. Моя утренняя разминка давно стала для него привычным и будничным делом.

Разогревшись и размявшись, я перешёл в сарай, где продолжил занятия, но уже с различными предметами. Честимир привёл меня к Добрыне в начале осени, и тогда свои тренировки я полностью проводил во дворе. Кузнец сначала посмеивался над чудачеством навязанного ученика, но в разгар предзимней слякоти неожиданно выделил для моих упражнений большой пустовавший хлев, решительно разобрал все внутренние перегородки и помог очистить его от навоза и прочего мусора. Я засыпал пол песком, в углу для прыжков кинул несколько охапок сена, а возле дальней стены поставил вертикально здоровенную дубовую колоду. Получилось очень удобное помещение для занятий, можно было бегать, прыгать, метать ножи, топоры и даже устраивать учебные схватки с несколькими противниками. Летом старик привёз из леса и установил на ноги-сучья толстый обрубок липового ствола, на нём, как на коне, я тренировался стрелять из лука, колоть, рубить и вести бой, меняя положение тела.

За пять лет мне удалось многого достичь в воинском деле, к тому же Добрыня оказался весьма умелым мечником и щедро делился своим опытом. Помня о главной цели - стать обоеруким воином, левой рукой я научился орудовать почти так же ловко, как и правой, а метательные броски получались даже более точными, хотя и чуть слабее по силе.

Огорчало одно - не было достойного напарника для занятий. Местные мальчишки с самого начала относились ко мне, как к чужаку, пришлось в нескольких стычках с заводилами показывать силу и ловкость. Меня стали уважать и допустили в свой круг, но полностью своим так и не признали. Ближе всех я сдружился с сыновьями углежога Боняты, особенно со средним - Смагой, невысоким жилистым чернявым парнишкой, моим однолеткой. Несмотря на молодость, его считали умелым охотником и одним из лучших стрелков из лука в нашем селении. Он довольно ловко мог орудовать топором или копьём, но с мечом обращаться не умел, а чаще всего не хотел тратить время на воинские упражнения, и правдами или неправдами тащил меня в компанию сверстников или в лес на охоту.

Большую часть времени Смага проводил на лесных делянах вместе с отцом и братьями, где они валили лес, варили смолу и дёготь, готовили уголь для кузниц. Шустрый и бойкий на язык, он не мог жить спокойно, и при возвращении домой обязательно устраивал знакомым очередную весёлую каверзу. По малолетству парнишка любил засовывать мальчишкам за пазуху, а девчатам в лукошки с грибами и ягодами ужей и лягушек, мог угостить компанию горшочком якобы с мёдом, а на самом деле полном диких пчёл, несколько раз устраивал переполох в банях, притворившись банником6. С возрастом его проказы стали более изощрёнными.

Прошлым летом Смага на спор подрядил сына боярского тиуна7 Кветана, увальня и лентяя, дёрнуть за хвост племенного общинного быка Черню. Задача в целом была довольно простая, большинство наших мальчишек, как и я сам, в своё время с успехом выдержали это испытание. Огромный и могучий Черень обычно пасся немного в стороне от стада и разморённый летним зноем реагировал на такую попытку с большим опозданием, когда обидчика и след простыл. Кто же знал, что коварный искуситель заранее раздразнил быка, закидывая палками и комками земли, пока не довёл до белого каления.