– Что ты несешь?!
– удивился я.
– Все, кто был в лимузине, погибли мгновенно, какие четыре минуты?!

– Это тебе сказали, чтобы ты не так сильно терзался. Однако правда в том, что твой отец выжил и после столкновения с грузовиком, и после падения с шоссе. Его вытащили из того, что осталось от лимузина, живым и без единой смертельной травмы. Он прожил еще полтора часа, скончался от множественных внутренних повреждений, и не дожил до приезда спасателей и целителя девять минут. Проживи он четыре-пять минут дольше, и целитель его бы откачал. Но мозг - штука тонкая. Через пять минут вернуть к жизни еще можно, через девять - уже не удалось. Появись целитель на четыре минуты быстрее - твой отец выжил бы. Или, поучись он у меня еще пару месяцев - смог бы дожить до приезда целителя. Такие вот дела. Но тебе, конечно, сказали, что он умер мгновенно. Я бы и сам так сказал... А что до остальных пассажиров - то они действительно умерли на месте и превратились в неузнаваемый фарш. Твоего деда, Нормана Рэмма, опознали только по галстуку, а секретарей - деда и отца - по зубному прикусу.

Я не поверил своим ушам. Вылет на встречную полосу, удар грузовика и падение с тридцатиметрового моста - и отец после этого был жив?!

– И ты хочешь сказать, что это щит его уберег?!

– Ну... не совсем. Установить, что именно произошло в лимузине, было невозможно, но моя версия, основанная на чтении полицейских протоколов, следующая. Когда у лимузина лопнуло колесо и он вылетел навстречу двадцатитонному грузовику, скорей всего успел отреагировать только твой дед, армейское прошлое все-таки. Он закрыл щитом или щитами твоего отца, а сам погиб вместе с остальными. Затем лимузин полетел с моста, и твой отец в этот момент был в сознании и располагал секундой или двумя, чтобы применить свой пустотный щит. Неизвестно, были травмы получены при первом ударе или втором, или от первого и второго, но железный факт в том, что водители других машин спустились под мост и вытащили его из останков лимузина еще живым. При этом остальные превратились в месиво, а у твоего отца только множественные переломы, травмы - и ни одной несовместимой с жизнью. Скончался он, не приходя в сознание, от внутренних кровотечений - полтора часа спустя. Такие вот дела. Пустотный щит в исполнении хорошо обученной единички оказался примерно соизмерим с уровнем твоего деда, а он в защите знал толк. И это... я мог бы привести другие примеры, но этот - самый мотивирующий, потому что затрагивает тебя лично и по живому. Твой отец сделал ошибку, решив, что и так освоил технику хорошо - и когда я вспоминаю об этом, то безумно сожалею, что не настоял на продолжении тренировок.

Я вздохнул, постарался прогнать тяжелые мысли и взглянул на К'арлинда:

– Хоть не лицемерь. Тебе абсолютно наплевать на людей и моего отца в частности, так что не изображай печаль... Хреново играешь.

– Спроси деда Александра, как я запил после гибели твоего отца. Магистр Тэйон меня два раза выводил из запоя, я срывался обратно... До сих пор не могу себе простить...

– Вот уж не думал, что свартальв может так убиваться по своему ученику, тем более человеку, - сказал я.

– Тебе не понять, глупый. Выживи твой отец в такой страшной катастрофе - кто был бы величайшим учителем магии пустоты в Аквилонии? Я. Ко мне бы строились очереди таких, как ты, единичек с богатыми родителями. Я тренировал бы всю императорскую охрану и лучших офицеров армии. И уж конечно, я бы мог ставить свои условия - даже императору. Я сейчас был бы главой своего собственного Дома, так-то. Но вы, люди, смотрите только на конечный результат. Как мне было не убиваться по твоему отцу, если он с собой на тот свет унес мой самый лучший шанс и самые светлые перспективы?!!

Я возненавидел бы К'арлинда еще сильнее, если б мог.

***

Жизнь в новом Доме постепенно начала приходить в норму, а инцидент во время церемонии представления был благополучно списан на посттравматический синдром. Уж не знаю, кто постарался, дед, наверное.

Параллельно я узнал некоторые моменты о своей матери, которые, впрочем, оставили у меня только еще больше вопросов. В детстве она, будучи самым младшим ребенком, пользовалась всеобщей любовью, в том числе своих братьев и старшей сестры, урожденной Натальи Сабуровой, а ныне Пасечниковой из одноименного Дома. Я смотрел семейные фото и удивлялся. 'Смуглый ангелочек', как ее называл дед, на снимках в кругу семьи неизменно счастливо и задорно улыбалась. Затем - университетские снимки, и опять она на всех фото - улыбчивая и счастливая в компании однокурсниц и однокурсников. Вот она же в свадебном платье рядом с моим отцом - счастливая, радостная. А вот - с крохотным мной на руках.

Последний ее снимок был датирован тысяча восемьсот восемьдесят вторым от Великой Бури, шестое апреля. Она, отец и маленький малыш Реджи. Они - счастливо улыбающиеся, я задумчиво серьезен, какими бывают иногда трехлетние дети, не иначе, боюсь пропустить момент вылета птички...

Всего два дня спустя ее и след простыл: прихватив только самые нужные вещи и относительно небольшую сумму в восемьсот империалов - как раз на дорогу - мать улизнула в Свартальфсхейм. Еще через пару дней ее, объявленную во всеимперский розыск, опознали на границе, после чего она легким взмахом руки смела примерно двадцать метров бетонной стены и порулила через нейтральную полосу на территорию темных альвов. Задержать ее силой даже не пытались: дворянка, на которую нет ордера, в большинстве случаев неприкасаема, да и как можно задержать шестой уровень?

Почему? Этот вопрос вся семья Сабуровых задавала себе довольно долго. И только тремя годами позже деду удалось узнать, что мать за это время успела сделать в Свартальвсхейме карьеру, вполне достойную шестого уровня.

А я сижу и задаюсь другим вопросом: как? Как можно было всю жизнь быть такой счастливой - а потом поминай, как звали? Или же другой вариант: как можно было едва ли не с самого рождения дурачить братьев, сестру и отца своим показным, притворным счастьем? Да и... чего ей не хватало? Как можно променять меня и папу на карьеру?

Ответ, многое объясняющий, я получил на одной из тренировок от К'арлинда.

– Понимаешь, у свартальвов немного иначе устроены мозги. Способ мышления другой. Объективные факты и законы природы - первостепенны. Все условности и законы людские - ничто. Шелуха. Вот закон физики - его нарушить нельзя. Хоть тресни - не нарушишь. Неважно, сколько у тебя денег, кто твои родители, где у тебя есть прихват - законы природы установлены не людьми и людьми не могут быть преодолены. А законы общества и традиции - пыль. Один принял, другой нарушил. Твоя мать безумно ненавидела Аквилонию с ее гребаными традициями. Посуди сам: пятый уровень с мастерством, выводящим на шестой, умна, красива, образована. Способна стереть в порошок всяких там Гастингсов, Джекманов, Орловых, Моллари, Утесовых, Никольских, Розенкранцев, Глушковских и прочих графьев - но почему-то должна делать им реверансы. Вот с хрена ли сильный должен склоняться перед слабым? Почему твоя мать, будучи сильнее подавляющего большинства глав Домов, сама не глава Дома? Но окончательно доконало ее терпение не это. Твоя мать еще смирилась бы с условностями, если б на ней женился император и она стала императрицей. Но - она полукровка. Как будто серая кожа делала ее некрасивой или неполноценной. Политика, понимаешь? Свартальвы, теснящие вас, людишек, с юга и востока - враги, ну разве ж можно императору на полукровке жениться? Уж не знаю, чем думали император и его советники, но Аквилония от такой императрицы только выиграла бы. Вот потому твоя мать и сбежала. Все думают - к своим удрала, по зову крови... Самая большая глупость, какую я в жизни встречал. И вам не понять, что это вы были ей своими. А она удрала вовсе не к своим, а туда, где важны ее способности. Туда, где получила высокое положение сообразно своим способностям, в котором вы, люди, ей отказали. Вот так-то.

Со своими двоюродными братьями, Витусом и Марком, я нашел общий язык быстрее, чем когда мы были детьми. Я обнаружил, что мне совершенно легко и просто держаться с ними на равных. Может, они изменились, повзрослев, или же просто мне в их глазах прибавили веса моя победа на Божьем суде и тот факт, что я действительно был близок к убийству Томаса. В общем, они передо мною не выпендривались, как в детстве, так что на фоне той ненависти, которой научил меня Томас, мои отношения с Витусом и Марком можно было бы смело назвать дружескими.