Патриарха не без труда удерживала за ошейник Уинри Рокбелл — Мари легко узнала ее сверху по длинному хвосту золотистых волос. При этом держал пса, в основном, авторитет хозяйки, а не ее мускулы — по сенбернару было видно, что он троих таких, пожалуй, за собой уволочет, не особо напрягаясь.

Квач же, как видела Мари, не слишком-то и рвался со своего поводка — а то бы и его удержала разве что цепь, на которую пароходы швартуют, а никак не кожаный ремень. Скорее всего, ее пес был испуган, и ему меньше всего хотелось попадаться старику-сенбернару на зуб… тем более, что последний тут, строго говоря, в отличие от Квача, был дома. Еще чуть-чуть, и белый пес заскулит, жалобно поджимая хвост, как маленький щенок.

— Квач, фу! — крикнула Мари, высовываясь из открытого окна по пояс. Как еще пресловутые горшки с фиалками не сшибла — чудо просто. — Тихо! Смирно! Лежать! Ах ты, черт!

— Дэн, спокойно! — в свою очередь надрывалась Уинри. — Тихо, Дэн! Это свои, свои!

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но тут из дома выскочил Эдвард. Он, вероятно, как раз переодевался, потому что на нем были еще дорожные брюки со стрелками, но ботинок уже не было, а вместо рубашки — простецкая черная майка без рукавов, которая выставляла поблескивающий хищным металлом автопротез на всеобщее обозрение.

— Дэн, прекратить немедленно! — рявкнул Эдвард страшным голосом.

Сенбернар немедленно перестал лаять, и чуть ли не хвост поджал, пожирая Эдварда преданным, истинно собачьим взглядом. Тут же затих и Квач, едва не заскулив от облегчения.

Эдвард подошел к псу, схватил его одной рукой (металлической) за ошейник, другой потрепал по голове. Дэн яростно вилял хвостом и порывался вылизывать хозяину лицо.

— Ну-ну, я тебе тоже рад, — ворчливо произнес Эдвард. — Ты, перспектива на бешбармак…

— А мне ты, значит, не рад? — сердито осведомилась Уинри.

— Ты ж не лаешь, — резонно возразил Эдвард.

— Ах, не лаю? — вкрадчиво-ласковым тоном спросила Уинри. — Сейчас начну!

Она попыталась врезать мужу кулаком под дых, но тот, даром что обнимал собаку, легко блокировал ее удар.

— Какого черта ты опоздал на сутки! — яростно воскликнула она. — Я уже не знала, что и думать, в какие морги звонить!

— Уинри, ты сама уехала по вызову, значит, не так уж волновалась! И потом, сутки — это в пределах…

— Не надо про пределы! Высшую математику я знаю лучше тебя!

— Спорим, ты не извлечешь корень пятой степени в уме?

— Эдвард Элрик, я сказала «высшую математику», а не «арифметику в пределах средней школы»! Которую ты, между прочим, так и не закончил! И если ты выучил таблицу степеней до шестой, это еще не повод…

Обалдело моргая, Мари выслушивала это со своего окна на втором этаже. Явно шла полным ходом семейная перебранка, вероятно, сулившая супругам много удовольствия… чего нельзя сказать о случайных свидетелях. Мари повергла в недоумение некая абстрактная алогичность данного спора. И чем дальше, тем больше он скатывался куда-то в район детского сада.

— Не желаю слышать попреки в моей профнепригодности от женщины, которая ни разу в жизни не пользовалась косметикой!

— Да, не пользовалась! И горжусь! И посмей мне сказать, что я несексуально выгляжу, и твой затылок познакомиться во-от с этим ключом поближе!

— Ой-ой-ой, напугала!

— Мальчишка!

— Девчонка!

— Авантюрист!

— Истеричка!

— Маньяк-алхимик!

— Маньячка-механик!

«Им больше тридцати? — ошалело подумала Мари. — Нет, правда?»

Тут Уинри осеклась, выпрямилась (для вящего эффекта она орала на Эдварда, слегка наклонившись вперед). Эдвард почему-то не воспользовался явной капитуляцией своей «прекрасной половины», а замолчал тоже, причем крайне мрачно уставился на нее.

Мари вдруг осенило. «Вот на этом-то месте их обычно и прерывали». Она даже знала, кто. И почти наяву услышала упрекающий голос: «Брат! Уинри! И не стыдно вам? Как дети малые, честное слово!»

Конечно, на сей раз произносить эти слова было некому. Но Эдвард и Уинри, наверное, куда лучше Мари увидели чью-то тень, укоризненно вступившую между ними.

Уинри вдруг обернулась к дому, широко улыбнулась и радостно замахала рукой. Мари не сразу сообразила, что машет она именно ей.

— Мари! Привет! Извини, Эдвард совсем не умеет себя вести. Эти малолетние оболтусы тебя хоть нормально устроили?

На лице у нее было такое выражение, как будто Мари была ее давней и старой подругой, которая ни малейшего отношения не имела к «авантюристу»-мужу, а ему просто поручалось довести ее от станции.

— Эй, это я, что ли, малолетний оболтус?! Между прочим, я тебя старше!