Станислав Ольгердтович открыл глаза, повернул голову в сторону приоткрывшейся двери и осторожно приложил палец к губам. Лена кивнула и тихонько вышла.

Она спустилась вниз и села за один из столиков, не зная, что ей делать дальше. Спать не хотелось, выходить на улицу — тоже. Хотелось есть, но заглянуть на кухню тоже было лень. А кстати, кто здесь у них готовит?.. И откуда берутся продукты? Вчера вечером Лена никого не увидела, но микроволновка была… Вот странно… И холодильник был.

Заскрипела лестница — это спускался Станислав Ольгердтович. Лена подумала, что шаги у него одновременно и тяжелые, и крайне осторожные. Он сел за столик напротив Лены, положил на стол большие руки.

— Вик очень устал, — сказал старый симаргл. — Очень много сил потратил. Не мог заснуть… Насилу я его убаюкал, — он как-то устало, едва ли не жалобно улыбнулся. — Знаете, ужасно боюсь, что однажды он не вернется… Разрешите, закурю?

— Курите, пожалуйста… А, может, будете ко мне на ты? — робко предложила Лена.

— С превеликим удовольствием, — Станислав Ольгердтович пожал плечами, набивая трубку. — И ты зови меня Стас. Корнет прав, обычно меня стесняют такие вещи, но… надо становиться современнее, — он неуклюже подмигнул Лене.

Она улыбнулась. Потом, помявшись немного, спросила:

— Стас… вы не обидитесь, если я задам личный вопрос?

— Ты про ту сцену, свидетельницей которой случайно стала? — он вставил трубку в рот и затянулся.

Лена робко кивнула.

— Вы с Виком… любовники? — спросила она и тут же прикусила язык.

Станислав Ольгердтович так пронзительно посмотрел на нее, что Лена подумала: все, обиделся насмерть. С мужчинами такое случается. Но вместо того, чтобы ледяным тоном попрощаться и уйти, он вздохнул:

— Лена, вот вас… тебя сегодня попробовали соблазнить. Юноша, которого ты любила. Много из этого получилось? Это было похоже на те женские романы, которые ты читала?

Лена вздрогнула. Поднесла пальцы к губам, которые, казалось, еще саднили.

— Это было… больно, — призналась она. — И неприятно. Каждое его прикосновение… как будто высасывало из меня что-то.

— Это были прикосновения его души. Понимаешь, по сути у тебя ведь сейчас нет тела, — он выдохнул дым, и сразу же их столик окутался белым, режущим глаза облаком. — То есть я не могу точно тебе сказать, что именно собой представляет тело симаргла… для простоты лично я считаю что, что это, — он провел свободной от рубки рукой вдоль туловища, — овеществленная душа. В любом случае, о плотской страсти говорить не приходится. Она ведь в первую очередь связана с продолжением рода… а какое может быть для нас «продолжение»? В его же душе было очень много темного, злого — как и в душе любого живого человека. Это, кроме всего прочего, одна из причин, почему запрещены встречи с родственниками. Физический контакт с этим юношей ранил тебя, но ведь когда тебя обнимал Вик, ты чувствовала себя по-другому, верно? Смерть очищает нас от всего лишнего… поэтому, кстати, ты можешь полагаться на любого симаргла.

— Вы… ты знаешь, что Вик меня обнимал… Откуда?

Станислав Ольгердтович чуть улыбнулся в усы.

— Я ведь провидец, знаешь ли… На современном языке это называется «экстрасенс», или «телепат»… Твои мысли, я конечно, могу прочесть только в самых общих чертах, но вот мысли человека, с которым вместе уже… дай скажу точно… сто сорок девять лет… — он хмыкнул, — они почти уже неотличимы от моих собственных.

Лена попыталась представить себе, как это — когда ты не понимаешь, где кончается твоя личность, и начинается чужая, когда одна жизнь продолжает другую — и не смогла. И уж совсем не могла представить это в отношении Вика и Станислава Ольгердтовича. Они были настолько разные и так мало имели общего друг с другом… Она даже не заметила, чтобы они общались с какой-то особой сердечностью.

Но, конечно, об этом она не стала спрашивать. Она спросила о другом.

— А… этот Артем… он кто был?

— Он был наш друг. Бывший солдат, бывший бард, бывший преступник и богохульник… Вряд ли тебе кто-то про него много расскажет. У нас это не принято, — кажется, Станислав Ольгердтович избегал смотреть в глаза Лене. — Но он ушел вслед за женщиной, которую любил.

Ушел — значит умер? Наверное, да…

— А куда попадают симарглы, когда умирают?

Помолчав немного и еще раз выпустив дым, Станислав Ольгердтович ответил:

— Не знаю.

Потом добавил:

— Иди-ка ложись спать, маленькая. Раз уж ты сразу перепутала спальни — то и оставайся в моей. Я все равно не засну сегодня. Да и к тому же, надо писать отчет. Жив ты или нет, бюрократия бессмертна.

— Я не могу спать… Я все думаю: что будет с Сергеем?

— Ничего.

— Что значит «ничего»?

— То и значит. Если мы не убили его сразу, то теперь, скорее всего, не доберемся. Будет стандартная процедура: наши маги поставят в астрале сетку, и, если он снова попытается призвать умершего… но, думаю, не попытается. Теперь, когда он столкнулся с последствиями своей деятельности… не знаю.

— А кто такие хозяева?

— Владыки зла.

Лене захотелось засмеяться, но Станислав Ольгердтович был серьезен. Поэтому она только спросила:

— И Сергей им служит?

— Вероятнее всего.

— Но он сказал, что не служит никому!

— Их служители всегда сохраняют иллюзию свободы.

— Иллюзию?

— Да. Потому что свобода нужна для того, чтобы избирать свой путь. А их путь выбран за них, им лишь позволено определять мелкие телодвижения. Мы же свою дорогу избираем целиком и полностью, но уж когда избрали… — Станислав Ольгердтович усмехнулся. — Две стороны одной медали, если хочешь.