Шрифт:
— Нет.
— Куда же ты смотрел?
— Я не сразу наш катер увидел, — попробовал оправдаться я.
— Понятно, — вздохнул Долговязый.
— Ну а что за маневр?
— Мастерский. Ты ее потому сразу и не заметил, что она не стала греть мотор на малом ходу, а обошла всю толпу у самого берега почти на глиссировании. Умная девка, барракуда меня дери!
Наверное, в эту секунду я за Леську впервые порадовался от чистого сердца. Сжав кулак по древней примете, я решил, что не отпущу его до конца гонки из солидарности с женой. Неожиданно я понял, что все ее победы не унижают меня, а напротив, поднимают до самого верха. Ведь если меня выбрала такая девчонка, как Леся, значит, и я чего-то стою! А уж если она войдет в десятку, я целый год смогу с высоты на всех через губу поплевывать.
Теперь титры на экране показывали названия катеров, вырвавшихся из бухты. Наш «Толстозадый» был в списке на двадцатом месте! Если эту позицию удержать, то десятка не будет выглядеть такой уж недоступной. Еще через минуту показали черные списки — катера, застрявшие после старта. Титры бежали по экрану быстро, поскольку список состоял более чем из трехсот названий, но я все равно успел заметить название «Уже там».
— Вот барракуда! — выругался я.
Камера показала сверху сотни обездвиженных катеров, среди которых длинным гарпуном выделялся катер Молчуньи.
— Перегрелся, — со вздохом сказал Долговязый. — Молчунья попалась на ту же удочку, на которую цепляются многие новички. Выигрывает не самый мощный мотор, а тот, который сбалансирован наилучшим образом.
Я представил, каким ударом стала поломка для глухонемой. Она ведь была уверена если не в победе, то хотя бы в том, что катер не подведет. Она на него все деньги потратила и год жизни. У меня невольно глаза защипало от этих мыслей.
Между тем больше половины катеров, выдержавших сложный старт, уже вышли на режим глиссирования. Поэтому режиссеру приходилось часто переключать камеры — на экране возникала то картина размазанных от скорости глиссирующих машин, оставляющих шлейфы пара, то рассасывающаяся сутолока в горловине бухты, то буксиры, растаскивающие обездвиженные и горящие катера. Наконец горловина бухты полностью освободилась, все катера вышли на оперативный простор, и режиссеру стало полегче. Он отправил все гравилеты с операторами вперед, показывать захватывающую картину гонки с трех разных точек.
Несмотря на горький осадок от бесславного поражения Молчуньи, я переключил все внимание на Леськины достижения. Правда, когда пошли титры лидеров, оказалось, что с двадцатого места «Толстозадый» сполз на двадцать седьмое. Меня это расстроило, чем я с Долговязым и поделился.
— Расслабься, — успокоил он меня, протягивая бутылку. — В течение первых тридцати минут глиссирования только конченые дураки вытягивают сектор газа до предела. У мотора не бесконечный ресурс, а дистанция довольно длинная. Там головой надо работать, а не только турбинами. И Леська твоя большая умница. Я что, не знаю, какую скорость может выдавить «Толстозадый» с таким мотором, какой вы в него впихнули? Поверь мне, Копуха, он сейчас едва треть мощности отдает. Ну что такое пятьдесят узлов? У меня «Рапид» на полном ходу выдает столько. Так это престарелый миноносец, а не гоночный катер. Эти красавцы на пределе выжмут и сто пятьдесят узлов, когда почти перестанут воды касаться. Пока это разминка и прогрев моторов. А как лидеры начнут дохнуть, Леська еще покажет, на что способна. Хотя не одна она, так что драка будет жестокая.
Я отхлебнул джина, но легче мне от этого не стало. Напротив, на жаре алкоголь быстро ударил мне в голову и разогнал все эмоции. Я никак не мог усидеть на месте — ерзал, ругался, расспрашивал Долговязого о тонкостях гонки. Он отвечал охотно, но бесстрастно. Или делал вид, его не поймешь. Только минут через десять я понял, что за его кажущимся спокойствием скрывается расстройство за Молчунью. Похоже, он всерьез болел за нее.
По экрану прогнали сначала названия катеров десяти лидеров, потом десяти аутсайдеров. Ни в одном, ни в другом списке «Толстозадого» не оказалось. Но и без всяких титров я научился без труда различать в толпе глиссирующих машин обводы нашего катера. Задница у него действительно не была узкой из-за непомерно расставленных водометов, так что его можно было издалека узнать по толстому следу взбиваемой пены.
К концу первых тридцати минут, когда катера отошли от точки старта за черту горизонта, изображение на мониторе дрогнуло. Сначала экран вообще стал черным, видимо режиссер никак не мог выбрать нужную точку съемки, а затем неожиданно показал Ангарную Бухту, где буксирами растащили почти все катера, расчистив акваторию. И в самом центре экрана я разглядел длинный катер Молчуньи. И он не стоял на месте! С невероятной скоростью, почти не касаясь воды, он мчался к выходу из бухты, донельзя похожий на выпущенный из карабина гарпун. За ним и след оставался соответствующий — тугой и тонкий, похожий скорее на реактивную струю, чем на бурун от водометов.
— Ни фига себе! — севшим голосом произнес Долговязый. — Копуха, эй! Там на самом деле происходит то, что я вижу?
— Джина надо меньше пить, чтобы не задавать такие вопросы! — радостно ответил я.
Однако через несколько секунд радости у меня поубавилось. Похоже, у Молчуньи что-то произошло с управлением, и вместо того, чтобы гнать к горловине, она резко изменила курс и рванула прямиком на песчаную береговую косу.
— Разобьется… — успел шепнуть я.
Но в этот момент «Уже там» еще прибавил ходу, окончательно вырвался из воды, держась за нее лишь узкой трубой водомета, и высоко задрал нос.
— Барракуда меня дери! — выкрикнул Долговязый. — Она решила пройти самым коротким путем!
До меня тоже дошла суть ее замысла. Пользуясь чудовищной мощью катера, Молчунья решила перепрыгнуть косу, чтобы не тратить время на сложный маневр прохода через горловину. К тому же путь через косу был почти вдвое короче.
На экране вспыхнули титры с названием катера, и в этот момент Молчунья наверняка до предела рванула ручку сектора газа. «Уже там» снарядом вырвался из воды, раскидывая по сторонам алмазные брызги. По песчаной косе чиркнула стремительная тень, и через секунду катер Молчуньи снова плюхнулся в воду, но уже в открытом океане. От удара он поднырнул, акулой скользнул под поверхностью, снова набирая мощь водометов, и наконец вынырнул, моментально выйдя на режим глиссирования.